Всё пройдёт (Роман Неумоев, написано не позднее 1989)
Прекрасная ночь, влюбленная пара,
Цветы и сирень, обычные предметы быта,
Обычные предметы жизни,
Два дивизионника навстречу.
И вот она изнасилована,
А у него изорвана печень.
Всё пройдёт — и печаль и радость.
Всё пройдёт — так устроен свет.
Всё пройдёт — только верить надо,
Что любовь не проходит, нет,
Не проходит, нет.
Весна в октябре, разговоры о мире,
Укрепление войск, иначе — верная гибель.
Финская зима, Европа на штыках десанта,
Холодная война, обоюдная виновность гигантов.
Всё пройдёт — и печаль и радость.
Всё пройдёт — так устроен свет.
Всё пройдёт — только верить надо,
Что любовь не проходит, нет,
Не проходит, нет.
Красивое лицо, туманные книги,
Разговоры о том, что всё имеет полное право,
Бутылка вина, случайные обиды,
Разбитые лица друзей, унижения кровавая пена.
Всё пройдёт — и печаль и радость.
Всё пройдёт — так устроен свет.
Всё пройдёт — только верить надо,
Что любовь не проходит, нет,
Не проходит, нет.
Комментарии
Присутствует на следующих релизах:
Песня исполнялась на следующих концертах:
Примечания
«Всё пройдёт — и печаль и радость...» — отсылка к одноимённой песне, написанной Максимом Дунаевским на стихи Леонида Дербенева.
Все пройдет — и печаль и радость.
Все пройдет — так устроен свет.
Все пройдет — только верить надо,
Что любовь не проходит, нет.
С: ...Мы вот про вышеупомянутый цикл песен никак не можем поговорить. Они хоть подряд писались, эти вещи?
Роман Неумоев: Нет, началось всё с песни «Всё пройдёт»... Я просто проанализировал советское песнетворчество, и понял, что многое из него незаслуженно недооценили. Неосмысленно совершенно. То есть, в некий момент как бы ребёнка выплеснули вместе с водой, сказав, что всё советское — это такое страшное, ужасное, задавленное, нехорошее. А на самом деле советские песни были настолько прекрасные, настолько философские. Потому что задавить русское самосознание не под силу было никому, даже Сталину. То есть песня «Призрачно всё в этом мире будущем, есть только миг, за него и держись» — вот такого уровня вещи, это же бессмертные произведения! С поэтической точки зрения, с философской, метафизической, которая вне пространства существует. Неважно, кем и когда они написаны, в советское время или при фашистском режиме, это совершенно неважно. И они, безусловно, никакого политического компромата не содержали, правда, некоторая метафизичность там присутствует. Но она неявная, она такая, позволительная метафизичность. И таких песен немало. Например, «Всё пройдёт, и печаль, и радость. Так устроен свет». Это же совершенно вещь такая, это же целый философский трактат про любовь! Которая «не проходит, нет». И я, когда на это дело натолкнулся, посмотрел и подумал: а что я, собственно, ищу-то? Всё написано давно, всё сделано, и даже в наше время те люди, которые с хорошей поэзией знакомы, они продолжают ею заниматься и пишут прекрасно... И вот, написал я такую синтетическую вещь — то есть оставил припев «Всё пройдёт» и саму идею, «всё пройдёт». Ну, и соединил... Получился, конечно, панк-рок, почему — потому что текст был совершенно... Ну. это такой вот метод, особый, кстати говоря, когда одно соединяется с другим, и получается на противоречии, на парадоксе, НЕЧТО ТРЕТЬЕ.
Там идёт текст такой сначала, скажем: «Прекрасное лицо, гуманные книги и разговоры о том, что всё имеет полное право, бутылка вина, случайные обиды, разбитые лица друзей и унижения кровавая пена». То есть идёт такой приземлённый, чисто ситуативный текст, а потом идёт очень философский текст. НЕСОИЗМЕРИМО С ЭТИМ ФИЛОСОФСКИЙ: «Все пройдёт» и т. д. И на этом соединении обыденного и высокофилософского и произошёл некий такой интересный и энергетический всплеск... Потому что было невозможно без энергии, без глубинной духовной энергии это исполнять!
И я так и исполнил. Первый раз эту вещь на флэту у какого-то музыканта, я сейчас его, к сожалению, не помню, это очень известный новосибирский музыкант, такой психоделик, который и с Селивановым писал проекты.
С: Это не Вадик Кузьмин, часом?
Роман Неумоев: Нет, не помню...
С: Может, Валера Рожков?
Роман Неумоев: Нет, не помню, на точке в Академгородке... Да, наверное это Валера Рожков.. И у него на флэту там был Дима Селиванов, ещё живой, и Янка была (говорит тише), и мы там такой сейшенок запалили для себя... И каждый там свои песни, собственно, и пел... Вот я там её первый раз и спел. Всем очень понравилось, и Летову, и всем. И они так потом удивлялись: что это ты поёшь лажу всякую, типа как в песне... (говорит всё медленнее и почти останавливается) как она... (кричит) «Не осталось никого»! То есть «надо ехать в централ и играть там панк» — в общем, такая наивная тюменская. Мышление юноши, мечтающего о палестинах рок-н-ролльных, цветущих (смеётся). А его не пускают пока (смеётся), и резюме такое, что «не осталось никого»...
С: Эдакие «Три сестры».
М: Припанкованные три сестры.
Роман Неумоев: (смеётся) Да... Ну, и, короче говоря, они были очень удивлены, что я сочиняю ТАКИЕ вещи, а пою при этом ВОТ ТАКИЕ! То есть, с их точки зрения, это наив полный. Но они, это новосибирско-омское направление, они всегда на интеллектуализм ориентировались. То есть, это интеллектуалы, в общем-то. И Летов, он... Собственно говоря, я не знаю, сам он интеллектуал или не интеллектуал, это, надо уже оценивать человека, — а ОРИЕНТАЦИЯ У НЕГО БЫЛА НА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ музыку и тексты, это он всегда говорил, что панк, это изобретение интеллектуальное, интеллектуалов нью-йоркских, и на этой идее базировался...