Здорово и вечно. ГрОб

О почти невероятном и том, как летели качели без пассажира

Барабанщик «Гражданской обороны» Аркадий Климкин вспоминает в фильме «Здорово и вечно», что Летов в свое время написал ему список книг, которые обязательно надо прочитать. Это единственный, кажется, эпизод, когда из-за кадра звучит голос автора фильма: Читал? — Читал. Все прочитал. — Помнишь какие-нибудь? — Ну... хорошие.

Весь фильм Натальи Чумаковой и Анны Цирлиной так и устроен: все отвечают на какие-то вопросы, только отвечают не впрямую.

Байопик Егора Летова? Да нет, ну какая биография. Те, кто ничего не знает о Летове, быстро запутаются в этом черно-белом житии: сначала он Игорь, потом он Егор, сначала он попадает в психушку, потом придумывает сибирский панк и местную гаражную музыку. Сначала письма — «Я по своей природе созерцатель», потом грим в стиле Kiss, потом фенечки, потом флаг НБП над сценой. Сначала тропинка в снегу, потом никаких следов. Это было самоубийство — быть таким.

Рассказ о времени и о месте? Тоже нет. Хотя время и место — главные, вместе с Егором Летовым, герои фильма «Здорово и вечно». Безмятежно-угрюмая, светлая советская толпа в пыжиковых шапках, сияющие «жигули», ускоренный быт, заснеженный сон. Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, прогулки по лесу. Все это начинается в лютом месте, в Сибири, в уникальное время, никому больше такого не пережить. Революционное время. Старая пленка с настоящими или наложенными царапинами, а рядом — фотографии, которые кажутся живыми, когда на них пляшут пиксели настоящего не то компьютерного снега. Белые мухи — снег, черные мухи — время.

Свидетели, очевидцы, участники событий — Сергей Летов, Кузя УО, Сергей Жариков, Манагер, Черный Лукич, другие люди, давно поменявшие прозвища на имена, — рассказывают о том, что такое Егор Летов, как появилась «Гражданская оборона», как был придуман звук, как появлялись слова. Как произошла революция. Вот Сергей Летов рассказывает, как его брата избили гопники, разбили ему очки, и он потом долго ходил с осколком стекла в оправе. Вот Черный Лукич рассказывает, как однажды в поезде «Гражданскую оборону» признали за своих только что откинувшиеся с зоны зэки. Они чувствовали, что мы такие же изгои общества, как и они.

Рассуждения о звуковом коммунизме, рассказ о том, что звучание должно быть говно... Такой штырь общественному сознанию, доказательства, что Летов — прекрасный стратег и умный музыкант, — и вот история заканчивается, начинается что-то другое. Как говорит кто-то из очевидцев о первом концерте «Гражданской обороны», редко удается находиться в месте массовой перестройки сознания.

«Здорово и вечно» — саундтрек к массовой перестройке сознания, скрип и скрежет, рассказы и легенды. «Говорящие головы» пытаются описать случившееся своими словами, кто как может, — а все они из разных миров, у них даже словари разные, — но все упирается в невозможность определить, что именно произошло. Егор Летов, вот что произошло.

Колотый удар, не кулаком, а колотый, — говорит человек в камуфляжной майке о текстах Летова (Черный Лукич). В Москве на него все смотрели немножко косо, — говорит человек на лестничной клетке у окна, за окном — большой город (Сергей Жариков). Если мы с ним сошлись в чем-то, так это в том, что мы не любили мир. В той же степени, в какой его и любили. Любить и не любить — это одно и то же, — говорит человек, а на столе рядом с ним стоит бутылочка с надписью «Чудо» (Кузя УО. Какая разница).

Вроде бы хронология не нарушается, рассказ за рассказом, фотография за фотографией, концерт за концертом, но время течет все быстрее, монтаж все более рваный — Янка, пятнадцать, нет, шестнадцать альбомов «Коммунизма», — воронка становится глубже. Потом последний концерт в Таллине — последний перед тем, как замолчать, чтобы не стать неким попсом. И время схлопывается.

И тут в фильме появляется цвет.

Вдова Летова Наталья Чумакова и Анна Цирлина сделали кино, лишь условно похожее на музыкальный байопик, при соблюдении всех внешних признаков. Скорее, это рассказ о вне-жизненном, за-здешнем опыте. О том, как летели качели без пассажира, без постороннего усилия, сами по себе. О том, что они все умерли у тебя на глазах, а ты остался таким же, как был. О том, что невозможно рассказать, когда и почему все пошло не так, но можно включить цвет, и тогда станет понятно, что прошлое превратилось в будущее. Причем достигается это ощущение воронки, пропасти, черной дыры именно режиссерским умением: точно выверенные паузы, состаренное изображение, вроде бы неуместные фотографии, игра с цветом и с музыкой, с какофонией и с отсутствием звука, с черными и белыми мухами. Разговор с живой, внимательной бездной.

В начале «Здорово и вечно» есть кусок из документального фильма 80-х. Если вдуматься, это почти невероятно, — проникновенным советским голосом вещает диктор. — Солдат, погибший в сорок первом, сегодня вместе с бригадой продолжает бороться за мир. А ближе к финалу — эпизод из интервью Летова, где он говорит о «Песне про дурачка». Она написана на основе русского народного заговора на смерть, — объясняет Летов, а потом говорит: Честно говоря, не хочется мне посвящать вас в эти вот.

Эти эпизоды — об одном и том же. Кайф или больше, рай или больше, смерть или больше. «Здорово и вечно» — не про кайф, как стандартные байопики, и не про смерть, а про больше. Про темные советские мантры, про вечно живых, про дыру, которая никогда не зарастет, и которую можно только словами забросать, чтобы видно было, где края. Про лес, где мы ходим, дурачки, и ищем, и ищем, и не оставляем следов. Мы разваливали не страну, мы пошатывали систему человеческую, — говорит Кузя УО, — вот о какой революции этот фильм.

Очень страшный фильм. Если вдуматься, почти невероятный.