Пять лет одиночества

Сегодня пять лет со дня смерти Егора Летова — человека, чье творчество близко и понятно самым разным людям, порой диаметрально противоположным по взглядам, достатку, социальному положению. «Взаимоисключающие параграфы», говоря языком Lurkmore. До сих пор у многих возникает вопрос: «Почему? Ну что такого в этом примитивном музоне, непонятных, порой бредовых текстах, эпилептических скачках на сцене человека с вечно немытыми волосами?»

Ну что такого?
Такого — все.

В истории культуры бывают целые периоды, когда она вдруг перестает перебирать выцветшие письма от давно умерших кавалеров — и увлекается молодым, диким, необузданным жеребцом. Пусть он «примитивен» и «маргинален», но он может дать увядающей красавице по имени Культура молодость, пыл, страсть, напор... Самый яркий пример такого взаимодействия — это серия «Венеры» Михаила Ларионова (1910-е годы), противопоставившего Венере Милосской целый ряд идеалов красоты «примитивных» народов.

А Летов — он даже не задирал Советской Культуре подол — он просто пришивал «не туда» и «не тем местом» ее ожелтевшие кружевные воротнички. И это было настоящим вызовом и настоящим протестом. Святотатством.

«Примитивность» музона была отчасти связана с банальным отсутствием инструментов и аппаратуры, отчасти с музыкальной образованностью Летова — и его попыткой уже в молодости выйти за всяческие рамки, «заглянуть за». Здесь опять-таки авангардистский посыл, не зря его любимым поэтом был Александр Введенский. Обнулить старое, уйти от «гладкости», «прилизанности», создать — дикое, буйное, неприглаженное, дышащее энергией. Свое. Кислородный коктейль для загибающихся.

Сибирь как место силы, как средоточие смыслов, произрастающих на суровой северной почве, на краю ойкумены... Здесь уместно вспомнить слова Сергея Гурьева: «Духовно изверившаяся, анемичная Москва ходила на Янку как куда-то в эпоху Возрождения» (некролог Янке, «Контркультура» № 3, 1991). Сибирь — как метафизический выстрел на ту сторону Урала... Одним из таких залпов был Летов...

Тексты Егора нельзя воспринимать «в лоб». Это магия. Это шаманство. Это священное безумие того, кто впал в транс и разговаривает с духами. Опять-таки нельзя не вспомнить Крученых с его заумью (Летов высоко ценил Крученых и посвятил ему «Ночь»). «Читать в здравом уме возбраняю». Слушайте — и откроется вам. Тексты Летова становились для многих волшебным островком «среди зараженного логикой мира». Как и для меня в 16, 18, 20 лет. Да и потом, когда я уже прочла, например, про «веселую науку дорогого бытия», «дешевле», обыденнее для меня эти тексты не стали. Просто усилилось восхищение перед человеком, который смог облечь ТАКИЕ культурные пласты в форму, доступную и кандидату философских наук, и самому распоследнему гопнику лет пятнадцати...

Летов злоупотреблял ВЕЩЕСТВАМИ. Это факт. Вкусивший мира невидимого часто хочет вернуться туда еще и еще — без пропуска, без приглашения, без визы. Но восхождение по духовной лестнице — вещь длительная и трудная, поэтому многие предпочитают черный ход — наркотики.
Часто платой за вход оказывается разум. В случае Егора этой платой оказалась ранняя смерть.
Он просто положил себя в свою бездонную копилку в пустоте.
Оставшись на бесчисленных кассетах, дисках, видео.

Впрочем, после холотропного дыхания его позднее творчество становится более понятно. Но все-таки — повторюсь — практики требуют усилий, денег, регулярности.

И пусть — на рассвете без тебя, Егор, но — на кассете без тебя — не будет никогда.
И дело даже не в тиражах альбомов и не в книгах, а в том, что я выйду на улицу по весне и увижу мальчиков и девочек девяностых годов рождения в майках с твоим лицом.
И на минуту задумаюсь, а не купить ли мне такую же, хотя мне далеко за тридцать.

Где-то там, на бескрайних полях, жмет он руку Тимоти Лири, и проходят они друг через друга, как бесплотные тени, на миг сливаясь в дружеском объятии.
Может, и Янка рядом перебирает струны неосязаемой гитары.
А потом они пройдут босиком по алмазной ржи и не порежутся, потому что...
Да просто «потому что». С этой стороны не видать. И слава Богу.

Александра «Neyaneya» Смирнова