источник: | http://rusrep.ru/article/2013/02/19/letov |
дата: | 2013.02.19 |
издание: | Русский репортер |
текст: | Николай Овчинников |
фото: | ИТАР-ТАСС/ Григорий Сысоев |
см. также: |
источник: | http://rusrep.ru/article/2013/02/19/letov |
дата: | 2013.02.19 |
издание: | Русский репортер |
текст: | Николай Овчинников |
фото: | ИТАР-ТАСС/ Григорий Сысоев |
см. также: |
Как России живется без Егора Летова
Пять лет назад в Омске скончался Егор Летов. «РР» объясняет, почему он сейчас никому не нужен и чем на самом деле он важен. А также публикует пять самых интересных каверов на его песни и отзывы молодых музыкантов о его творчестве.
Егор Летов умер в Омске в 49 лет — слишком поздно, чтобы остаться вечно молодым, слишком рано, чтобы превратиться в почтенного рок-старца. Так и с его творчеством — оно зависло где-то между и оттого никак не встраивается в дефрагментированную современность. И любое, даже самое пристальное, рассмотрение его творчества будет казаться неполным.
Есть два Егора Летова. Первый — это одномерный панк-рок, злобный рык, матерный лозунг «Все летит в п...зду» и «Все идет по плану» под гитару во дворе. Второй — это поэт-страдалец, всадник апокалипсиса с гитарой, знающий толк в нойз-роке, чуткий к общественным настроениям и телодвижениями мирового зла. Грязный панк, но грустный лирик. Мастер прямого высказывания, но и мастер красивого слога. Ненавидящий всех людей сразу, но любящий маленького человека, того самого дурачка из песенки. Объявивший войну государству, но испытывающий безнадежную ностальгию по советским реалиям.
Две эти противоречивые натуры спокойно сливались друг с другом на протяжении всего его творчества, и даже в самых яростных и крикливых песнях на первом месте был дух, а уже на втором — агрессия. Проблема в том, что сегодня Летов ни в каком виде никому не нужен.
Когда я говорил со многими молодыми музыкантами, они терялись и не знали, что можно сказать о Егоре Летове. Для них он кажется — это, правда, мои догадки, не более того — человеком эпохи поражения, далеким от современности. Его лирика, даже на фоне площадных лозунгов Pussy Riot и «Ляписа Трубецкого», кажется слишком грубой, песни, даже на фоне торжества дилетантских опусов, звучат слишком одномерно, а образ не укладывается в геометрически выверенную картину современной музыки. Это потому что Летов № 1 был виднее: злобная форма заслоняла важное и своевременное содержание.
Летов № 2 обычно поселялся в той части мозга, которая отвечает за детские страхи, боязнь гибели, ощущение неминуемого конца. В восьмидесятые он озвучивал страхи жителя разрушающейся страны, который более в ней жить не мог, но и по-другому не понимал, как существовать. Это и дьявольский смех, и ор, и «лед под ногами майора», и «поднимается с колен моя родина», и «маршированные будни партизанского житья», и общество «Память», и туши убитых животных.
Его герой тогда — это брюзжащий националист, который за державу, за винтовку, за убийство. Сам Летов борется с государством в себе и объявляет войну дискурсу — так он будет жить до конца.
Потом союз рухнул, и человечек остался голым и беззащитным. Один мой друг рассказывал о том, что, к примеру, песня «Прыг-скок» второго проекта Летова «Егор и оп...деневшие», где «летели качели без пассажиров», вызывала у него чувство неподдельного ужаса. Примерно такие же чувства вызывает и «Русское поле экспериментов», и любой другой из постсоветских опусов Летова. Если раньше он выворачивал наизнанку советскую бытовуху, то теперь он трогательным ножичком прорезался в глубины души постсоветского человека-потеряшки. Весело и страшно гремел похоронный левый марш, медленной поступью втаптывая в землю детские воспоминания, ностальгию, радость и счастье. А сам Летов — перебежчик от одной политической силы к другой, ищущий, где бы применить свою агрессивную ностальгию и партизанскую мораль. Именно тогда его стали сравнивать с Лимоновым: оба были талантливыми творцами, но не самыми приятными людьми, и оба не могли ужиться с современностью.
Система ценностей (хотя правильнее говорить — борьба с ценностями) Летова сейчас превратилась в симулякр, в троллинг, уродливо возродившись в комментариях к протестным постам, в группы ностальгирующих по советскому строю, в ту самую песню под гитару, наконец. Летов в 2010-е кажется чем-то совершенно не страшным, даже смешным. Его мироощущение распалось на две части. Первую — протестную — отлично воплотили в жизнь Pussy Riot. Вторую — человеконенавистническую — раскрасил «Ансамбль Христа Спасителя». Что интересно, и те, и другие прибегали к одинаковому звукоизвлечению — той самой примитивной гитарной тошнотворно тесной сырости. Но все это кажется мемом, новостями с пылу с жару. Летовские вневременные ценности освободились от витой поэзии — осталась обнаженная воинственная фактура гитарного лязга, вызывающая смех или отвращение. На самом деле, это синдром очень серьезной болезни общества, которое намеренно бежит от самого важного и страшного.
Потому что Летов, несмотря на всю свою противоречивость, нарисовал с десяток четких и ясных образов человека, которого государство выкинуло на помойку, а теперь он готов взяться за винтовку и уйти в партизаны. Потому что его страшная бытовуха до сих пор остается реальностью. Потому что все написанное им — это не только тоска по прошлому, но и жуткая картина будущего, в котором победит-таки пластмассовый мир.
Три важных кавера на Летова
«Торба-на-Круче» — «Философская песня о пуле»
Тоскливые романтики из Петербурга превратили дикий боевик Летова в эпический и трагичный рок-гимн. Пробирает до костей.
«Ляпис Трубецкой» — «Государство»
В 2002 году, когда вышел трибьют «Гражданской обороне», «Ляписы» пели еще веселые городские песенки от имени неудачника. Бойкая — с духовыми — песня с рефреном «Я убил в себе государство» тогда очень контрастировала с их остальным творчеством. Через семь лет Сергей Михалок станет фактическим преемником Летова на ниве музыкального протеста. А в 2012-м запишет совершенно летовский по содержанию альбом «Рабкор».
«Рубль» — «Моя оборона»
Только Шнурову после Летова удавалось использовать мат в песнях так, чтобы это не выглядело пошло. Что интересно, в «Моей обороне» обсценной лексики вовсе нет. Шнуров вывернул наизнанку летовскую трагедию о пластмассовом мире. Отчаяние и грусть Летова превратились в нездоровый водочный пофигизм Шнурова. Как пел другой хороший рок-поэт: «Коль страна воюет, давайте пить».
«Я учился у него свободе»: музыканты — о наследии Летова
Виталий Топоров, группа «Электрофорез»:
Когда плохо — лучше слушать Летова, чем какое-нибудь нытье, это заставляет сжать зубы и бороться, а не мотать сопли на кулак. Актуальные музыканты сейчас в основном хотят быть приятными милыми парнями, но это не плохо и не хорошо. Летов — уникальный персонаж, через годы его будут слушать не в меньшем объеме, но подражать ему, равно как и ждать «нового Летова» — изначально обреченные на провал занятия.
Евгений Лазаренко, группа «Мультфильмы» и Neon Lights:
Если у Beatles я учился гармонии, то у Летова — свободе. Они для меня на одном уровне. И если кто из местных артистов еще способен сейчас плевать на условности и делать что-то не по шаблону, то это вот от Егора во многом.
Алексей Глухов, группа «Ансамбль Христа Спасителя и Мать Сыра Земля»:
Его творчество, конечно, для меня значимо, хотя я уже много лет его практически не слушаю. С его творчеством я познакомился впервые в 16 лет, когда в 1993 поступил в университет, и в общежитии не оказалось других кассет, приходилось слушать раннюю «Гражданскую оборону». Сначала мне не понравилось, так как на тот момент я слушал гораздо более тяжелую музыку, но через какое-то время я адаптировался и стал слушать уже с интересом, вникая в тексты, в которых зачастую отсутствовала привычная логика. Потом появился альбом «Сто лет одиночества», который, несомненно, является высшей точкой летовского творчества. Поздние альбомы 2000-х, на самом деле, мне не нравятся, как и концерты — исчезла экспрессия, надрыв. На концертах (лично я был два раза, когда они приезжали в Тверь) чувствовалось, что им побыстрее бы отыграть и уехать — ни контакта с залом, ни смысла в выборе песен. Для меня Летов так и остался символом конца 80-х — начала 90-х, на пике своего бунтарского творчества, а не почивающей на лаврах, гладко расчесанной глянцевой рок-звездой.