источник: | http://www.openspace.ru/music_modern/projects/164/details/34433/page3/ |
дата: | 2012.02.17 |
издание: | OpenSpace.ru |
текст: | Денис Бояринов, Радиф Кашапов |
фото: | |
см. также: |
источник: | http://www.openspace.ru/music_modern/projects/164/details/34433/page3/ |
дата: | 2012.02.17 |
издание: | OpenSpace.ru |
текст: | Денис Бояринов, Радиф Кашапов |
фото: | |
см. также: |
История дизайна виниловых пластинок во время и после СССР — в 30 обложках и комментариях их авторов
История мирового кавер-дизайна (cover design) начинается в 1939 году с приходом художника Алекса Стейнвейса на должность арт-директора фирмы грамзаписи Columbia Records. Считается, что Стейнвейсу принадлежит и сама идея делать специальное оформление конвертов для грампластинок, ее концептуальная проработка и чуть ли не основная масса графических находок. В 1948 году выходит первая долгоиграющая виниловая пластинка (longplay, LP — 12-дюймовая на 33 оборота), которая надолго становится стандартом звукозаписи. Появление лонгплея порождает понятие «музыкальный альбом», краеугольное для рекорд-индустрии и еще не отжившее свое, — концептуальная запись музыканта или группы, которой требуется концептуальное художественное оформление. С этого момента начинается расцвет кавер-дизайна, приведший к тому, что знаменитые виниловые пластинки сейчас выставляются в музеях современного искусства — и это уже кавер-арт (cover art).
Первая долгоиграющая виниловая пластинка на 33 оборота вышла в СССР в 1953 году. В 1964-м была организована всесоюзная фирма грамзаписи «Мелодия» — советский монополист по выпуску грампластинок, одна из крупнейших в мире рекорд-компаний по тиражам. Представления о кавер-дизайне как о неотъемлемой части производства виниловой пластинки появились в Союзе и того позже. До начала 1980-х «Мелодия» издавала альбомы в стандартных конвертах, выполненных в не самой лучшей полиграфии: с лубочными родными пейзажами или цветочными натюрмортами, с надписями «Эстрада», «Стерео» или просто названием группы, набранными примитивными шрифтами, и т.д. Причем «попасть» в такой невзрачный конверт могла и самая популярная пластинка, продававшаяся миллионным тиражом (например, «Кружатся диски» ВИА «Красные маки» или «Disco Alliance» группы Zodiac). Средний уровень специального художественного оформления обложки был крайне невысок. Тем ярче на этом фоне выглядят исключения: обложки «экспортных» виниловых изданий, сделанных с оглядкой на западные тренды (например, Voronezh Russian Folk Chorus «Russian Folk Songs» (1977) и «Moskovan Festivaali 85 — Молодежные песни дружбы» (1985)), или альбомы классической музыки, которые, как правило, делались «по Стейнвейсу». Даже у пластинок советских ВИА встречались интересные конверты — в одних обходились без кондовых фотопортретов музыкантов (например, «Пламя» — «Кинематограф» 1984 года), в других работали с технически сложной сюжетной фотосъемкой («Ялла» — «Три колодца» 1981-го). Творческий подъем в оформлении наших пластинок начался где-то с середины 1980-х и, к сожалению, быстро закончился — последняя виниловая пластинка в России была напечатана, кажется, в 1994-м.
<...>
«Егор и Опизденевшие». «Прыг-скок: детские песенки» (1990)
«Гражданская оборона». «Попс» (1990)
«Егор и Опизденевшие». «Сто лет одиночества» (1993)
Художник Кирилл Кувырдин
Кирилл Кувырдин:
«Оформление было придумано в один из приездов Егора, Кузьмы и Джеффа в Москву. Началось все с «Прыг-скока». Тема была задана Егором и Кузьмой: 1960-е, психоделия, коллаж плюс шрифты — филмор-стайл (в стиле афиш хиппи-клуба Fillmore West. — OS). Печатать матерный текст издатель не решался. Придумали сделать два разных коллажа — титульный и внутренний, а матерное название отпечатать на наклейках. Так появились овальчики.
Я обзвонил знакомых, потенциальных поставщиков цветных журналов и календарей, чтоб отдали насовсем. Нашлась моя институтская подружка Оля Серая, которая отдала нам шкаф «Советского экрана», «Вокруг света» и еще по мелочи — получилась увесистая ноша. И мы от Оли с Ломоносовского до меня на Ленинский везли все это то ли на детских санках, то ли на какой-то коляске... Насобирали макулатуры и из других источников, но Олин взнос разрешил множество вопросов и дал направление при выборе имиджей. Плюс при разборе всей этой массы картинок родилось множество идей для коллажей вообще, многие из них Егор воплотил в жизнь. Серия с головами, например. Все это придумывалось в процессе и тут же вырезалось, одних разнокалиберных физиономий накопилось почти на чемодан...
Первым на свет появился коллаж, который теперь является титульным. Был взят кусок картона 80×40 см. А дальше чистая импровизация, от общего к частному, часов 12 чистого кайфа. Не припомню каких-либо разногласий или перепалок. Так или иначе, участвовали все, и Кузьма, и Джефф. Но в основном авторами являемся мы с Егором. Кузьма коллажом занимался фрагментарно. Он рисовал овальчики для наклеек с текстом «Егор и Опизденевшие» и «Прыг-скок» (это его единоличное авторство) и «пятак» (наклейка по центру пластинки. — OS) с тушканчиком. Тушканчика нашел Егор и сразу определил его на пятак. Овальчики пытались рисовать все, но получилось у Кузьмы, от моего варианта остались только пропорции овалов, в них-то Кузьма все и вписал. А Джефф был на подхвате. После завершения всего вышеперечисленного мной на целлулоидной пленке бритвенным лезвием был нацарапан текст «ГрOб Records» и при совокуплении с давно отобранным Егором имиджем (девочка, идущая в печь) получился известный ныне товарный знак.
Фотографии для вкладыша делались Вовой Васильевым в Московском Ботаническом саду, но уже в другой их приезд, я участвовал в постановке кадров и дал Джеффу свою крестильную рубаху...
Внутренний коллаж делался в Омске, я приехал туда вскоре после Егора и Кузьмы с большой сумкой макулатуры. Как я уже говорил, в Москве было вырезано очень много «полуфабрикатов». Стартовали дня через два после моего приезда. Первый день был посвящен прослушиванию только что сведенного и собранного альбома «Сто лет одиночества». Причем коллаж-титул к нему, начатый в Москве (были нарезаны, собраны отдельной кучкой все исходники для фонов, деталей и мелочевки), был уже закончен — и торжественно продемонстрирован. Меня поначалу несколько озадачили младенец в центре и текст, поскольку изначальная идея не предполагала фигуративности и текстовых элементов в теле коллажа, но это было недолго... Как и первый коллаж для «Прыг-скока», разворот был сделан в один день, тоже часов за 10–12. Клеили втроем — Егор, Кузьма и я. Нюрыч помогала. Был ли Джефф — не помню. Кузьма начал свой «угол», взяв в качестве материала вырезки из порножурналов, и быстро запутался из-за близких по цвету и фактуре элементов. Приходилось тратить много времени для их компоновки. Это был, пожалуй, единственный момент, когда Егор выказывал недовольство, ему не хотелось сбрасывать темп, и он попенял Кузьме по этому поводу. Но после этого «пенянья» Кузьма заметно сник и действовал довольно вяло, в итоге от телесного угла ничего не осталось. Обе картинки делались на одном дыхании и при полном единодушии, вырезали все маникюрными ножницами и, выбирая из уже нарезанного, клеили сразу при помощи ПВА. Иногда, не находя чего-то подходящего, опять перелопачивали макулатуру, вырезали еще. Еще в процессе, но уже поняв весь кайф происходящего, Егор жалел, что нет видео-/кинокамеры. Ему казалось, что если снимать все это сверху, может получиться отличный видеоряд...
Оформление «Попса» плотно обсуждалось еще в Москве. Егору нравилась моя графика, и предполагалось, что рамочки и картуши для титулов и разворота будут доверены мне. Но Егор, человек стремительный и не любящий ждать, сделал все сам. Мне остается радоваться тому, что он использовал отчасти мою манеру и вклеил в один из картушей мою физиономию. В Москве, перед самым отъездом Егора и Ко в Омск, мы отправились в студию к Вове Васильеву снимать первый коллаж на широкую пленку. Вова работал штатным фотографом в «Интуристе», в рекламном подразделении, и в его ведении находилась роскошная по тем временам студия. Поскольку мы были озабочены поисками всякой макулатуры, то, оказавшись у Вовы, немедленно прочесали все углы и урны на предмет бракованных фоток, рекламных проспектов и прочего. Вова поинтересовался розысками и сказал, что незадолго до нашего прихода выкинул большой мешок всякого брака в мусорный бак на улице. Вот там-то и была найдена мной фотография безымянной бабушки! Я ей так обрадовался, что даже остальные обрезки бросил (потом подобрали все подчистую) и побежал в студию показывать Егору с Кузьмой. Фотка немедленно и единогласно была утверждена на титул «Попса». Вова рассказал, что накануне отснял чуть ли не сотню ветеранов своей, кажется, организации, и это фотка одной из них. Ни имени, ни фамилии он не знал...
Впоследствии Вовой был отснят и весь последующий материал (коллажи), а также сделаны фотографии для вкладыша. Не помню, снимал ли он «Сто лет» и «Попс», но оригинальные коллажи к «Прыг-скоку» погибли при потопе именно в его, уже другой, студии.
Егор был требовательным, когда ему казалось (или так было), что соработник не включился на полную катушку. Самоотдача должна была быть полной или даже больше. И если получалось попасть на его волну и удержаться на этой волне, то это была уже не работа, а пиздец какой кайф!!!"