«Я в городе один Джефф...»

Это интервью состоялось ещё в сентябре 2010-го. На Джеффа, Евгения Филатова, меня вывела знакомая журналистка Татьяна Ануфриева. Я давно пытаюсь написать книгу о сибирском андерграунде, поэтому интервью с Филатовым для готовящегося сборника было бы совсем нелишним. Сначала таинственные знакомые говорили, что Филатов работает в охране ОмГУ (назывался 1-ый корпус на ул. Мира 55), на деле оказалось, что он долгие годы с успехом занимается преподавательской деятельностью.

Встретились в физической лаборатории ОмГУ (интервью растянулось на 2 сеанса, первый был тет-а-тет, второй оказался чайной церемонией, в которую я невольно оказался вовлечён). Итак, передо мной сидел легендарный Джефф, записывавший с Летовым «Игру в бисер перед свиньями» и рассказывал мне о сибирском андерграунде, омской рок-сцене и о Егоре Летове.

— Итак, расскажите для начала о записи альбома «Игра в бисер перед свиньями». Долгое время на конвертах дисков и на аудиокассетах указывалось, что Летов и вы записали альбом «Игра в бисер перед свиньями» в стенах Политеха — позднее оказалось, что это ошибка. Разъясните ситуацию.

— Особой истиной Летов никогда не отличался. То, что на кассете «Игры в бисер перед свиньями» написано, что записывался альбом в Политехе — это ошибка Летова. Он мог перепутать. Или забыл. На него это похоже. Второй вариант: он путал умышленно, потому что времена были непонятные, — меня могли за эту помощь с работы выгнать — аппарат-то казённый. Могли быть репрессии: оборудование могли забрать, меня вытурить из университета. Но, так как хорошо знаю Леточку, скажу: он мог и перепутать. Он довольно наплевательски относился к таким «точным» делам: даты, места... Писали здесь, это однозначно, в этой лабе, вот на этих столах.

Филатов улыбается широкой улыбкой, говорит твёрдым, дикторским голосом. Действительно, долгое время даже фанаты гадали, где «Гражданская оборона» записывала этот альбом. Оказалось, в физической лаборатории ОмГУ, где в то время Филатов работал (и продолжает работать). Магнитофон для записи до сих пор стоит здесь. А поводу «Леточки»... это филатовское выражение не является оскорбительным. Джефф пояснил, что это было прозвище Летова в узком кругу, наряду с Дохлый Таня и Дохлый Егор. Эту ситуацию сам лидер «Гражданской обороны» в ответах читателям сайта www.gr-oborona.ru комментировал так:

— Это целая история. Когда мы с Кузьмой (Константин Рябинов — прим. автора) собрали «Гражданскую оборону» (в конце 84-го года), мы были настоящие панки во всех проявлениях, начиная от внешнего вида, поведения, кончая попыткой официального изменения имен и фамилий на заведомо идиотские. Например, Кузьма хотел фамилию вместо Рябинов — Ребенок, но оказалось, что для этого не было достаточно веских оснований. Абсурд, который являлся сутью нашего бытия, принципа восприятия мира, сущностью отношений, выливался во всевозможные дикие формы. Например, у нас в группе был человек по имени Мамаша 9. Следуя определенному самопровозглашенному регламенту, мы сами придумали себе нарочито дурацкие, кондовые имена — я — Егор Дохлый, а Костя — Кузьма УО (УО, если кто знает, некий образ из детской книжки про второгодника Семенова или типа того, означает «умственно отсталый»). В процессе времени от нас остались только имена — Егор и Кузьма.

Джефф продолжил разговор о прозвищах:

— Вообще, в Омске было трое «крутых» парней, рокеров, с прозвищами. Это, прежде всего, Летов, он же Егор Дохлый. Второй персонаж: Иван Камикадзе, он же Андрей Евгеньевич Машковцев, лидер «Кризисного отделения», иначе КрОт. И, наконец, Иван Морг, он же Александр Клипов, он же Ефрейтор (в армии был и там ефрейтором стал), лидер коллективов «Горячие лазеры» и «Западъ».

Потом Филатов долго рассказывал о записи альбома «Игра в бисер перед свиньями».

— Альбомы — «получасовики» записывались потому, что не было ленты, бобин 500-метровых. То есть на 19-ой скорости стандартный альбом получался на 40-45 минут (самый распространённый тип альбома — 40 минут на ленте 525 метров). 500-метровые бобины были в продаже у нас не всегда, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. А бобины на 375 метров имели такие характеристики: на 19-ой скорости сторона вращалась полчаса. Ну тоже плюс-минус: 32 минуты, 29... У ранних «битлов» тоже диски короткие — на полчаса. Почему бы и нет — почему бы и не получасовики писать? Фактически, «Игру в бисер перед свиньями» Летов один писал. Я подыгрывал на бонгах, но их там по ходу записи почти и не слышно, то есть у нас было 3-4 накладки всего. Мы как могли вытягивали качество записи. Запись заняла примерно неделю, точное количество дней не помню. И то, что во всех источниках указано, что запись совершена за один день — 1 июня 86-го года — это неправда. Не за один день был этот альбом записан.

Во-первых, сначала мы записали ритм-гитару и бонги. Гитару и бонги взяли у Майка Чернышёва (известный омский рокер конца 80-х гг. — прим. автора). Потом эту первую запись мы ставили, включали новую ленту, и Летов писал бас сверху этого. Потом всё это вместе ставили, микрофоны включали, Летов пел и кое-где играл соло на акустической гитаре, ну и я поддувал на китайской гармошке. Потом всё, что записывали, ставили и прогоняли через ревер. В среднем получалось 4 перезаписи. Конечно, качество терялось в известной степени. Никаких микшеров не было. 2 магнитофона, 2 микрофона, бас-гитару у Клаксонов (братья Олег и Евгений Лищенко, группа «Пик Клаксон» — также известный омский рок-коллектив той поры — прим. автора) взяли, ритм-гитара Майка Чернышёва, потом у Клаксонов же брали ещё какую-то акустическую гитару — такое пластмассовое корыто, но так «ничего себе» играла, плюс китайская гармошка. Гармошка хорошей оказалась. Вот и всё. Моя задача в основном была чисто технической. Я сознательно от этого отстранялся.

Своей славы мне всегда хватало, а слава Летова мне нахрен не нужна. И потом: у меня масса своих достаточно качественных песен. Если бы мне интересно было подмазаться к его делам, я бы после Новосибирского рок-фестиваля наверняка мотался с ним по России. Он мне предлагал ездить вместе с ним, но я домосед, я мотаться не люблю. И потом, эти вещи все, скоморошеские... подурачиться можно, в молодости, но вообще это несерьёзно. Надо просто на гитаре уметь играть. А Летов в то время на гитаре играть, в общем-то, не умел. Ну, может, потом научился, — это другой разговор. Я люблю другую музыку совсем, ну а так — парень очень интересный он был в то время, почему бы мне было не помочь ему? Это было достаточно давно, я был другой, и Летов был другой. Времени очень много прошло, и люди сильно изменились. Система, государство... я считаю, что без государства никуда не денешься. Вопрос в том, какое государство. Кретиническое, ублюдочное — или более-менее как-то устроенное. Летов всегда был анархистом, русский Иван-дурак, всё бы орать, не пропеть песню, а проорать. Что можно добавить?

Я не люблю людей, которые выучили три аккорда, и давай орать сразу благим матом. Причём орать что-то откровенное, суперсокровенное. Записывать каждую запятую, которую проорал, каждое многоточие. Я ему много раз говорил: написал 100 песен, выкинь 99, оставь одну, чтобы была песня так песня. Надо критичней к себе относиться. Он абсолютно всё записывал: на бумагу, не всё успевал записывать на диски, на бобины, но, по крайней мере, всё записывал на бумагу. По его мнению, каждый аспект творчества нужно было хранить, всё представляло собой такую ценность... Кстати, насчёт самоиронии у него всё было достаточно сложно. С самоиронией, как и с самооценкой, у него всё было очень трудно. Вот из человека что-то шло, словно под действием насоса какого-то. Он не тратил особого времени на обработку и отшлифовку своего творчества. Сам он оценивал нашу совместную работу как очень качественную запись. При предельном минимуме средств «что-то» получилось. А если бы я действительно прилипал к нему, я бы с ним мотался, ведь конкретное предложение от него было: в поезде Москва — Улан-Батор когда ехали, он предложил «давай мотаться с концертами», я ответил, что я домосед и мне это неинтересно. И этот жанр меня сильно не грел. Хотя политически, социально — можно было с ним согласиться. Время такое было. Коммунисты всех достали. Фарцовщиков, шмотошников достали тем, что ничего нет, что дефицит, что всё перепродаётся. Магазины пустые, творческим людям ничего нельзя. Страна никакая.

Филатов сознательно, пожалуй, не причисляет себя к «Гражданской обороне». Он и правда человек несколько иных укладов, чем Летов сотоварищи. Разговор зашёл об одном неприятном для творчества Летова моменте. Вопрос с авторством многих его песен до сих пор остаётся открытым. Например, жалобы братьев Олега и Евгения Лищенко на Летова («Пик Клаксон») небезосновательны.

— Я так понял, это те песни, что пелись на фестивале в Новосибирске (10–13 апреля 1987 года — прим. автора). Там как было: они приехали на фестиваль, там было окно, потому что не приехали какие-то питерские банды (типа «Странных игр»), надо было быстро дыру заткнуть и быстро заштопать эти дела. То, что Женя (Евгений Лищенко) в поезде написал, накидал за ночь, они и выдали — под именем «Гражданской обороны» — я не знаю, почему именно так. Летов позднее этого не опровергал: что это песни «Клаксонов», что тогда они друг другу помогали играть, подыгрывали, — а когда вышло недоразумение такое, они на него обиделись. Это ведь плагиат — песни прикарманил, и названия даже менять не стал. На фестивале в Новосибирске они минут 20 пели, — я слушал бобину с фестиваля. Потом вырубили резко звук, ведущий забрал микрофон, и буквально так произнес: «Тебе что, по...й наш фестиваль?». То ли он превысил лимит времени, то ли что-то неразрешенное стал петь. В общем, не понравилось это устроителям. Съездили — пошумели.

— Что осталось после «Клаксонов», куда перешли все их записи, кому достались?

— У них пожар был в квартире, много записей сгорело. Бэбик (младший из братьев — Олег Лищенко — прим. автора) несколько лет назад повесился. Пил, кололся. Может, в долги залез. Может, помогли повиснуть, — там какая-то мутная история. Плюс депрессия: у него девушка перед этим погибла. Проводил на маршрутку, потом — не вышла на связь. Позже нашли её: вся переломанная. Непонятная какая-то история. В морг поехал на опознание. Расстроился. Депрессия. Мать у него комендантом работает в третьем корпусе ОмГУ. Поговорил с матерью, она вышла прогуляться, он ей в форточку махнул. Приходит — он висит. Разделся, одежду сложил. Всё это было через неделю после того, как девушка его погибла. Мутная история. Менты могли повесить. Кто знает, что было на самом деле. Не клеилось у него с творчеством. Он чувствовал, что без Жени (Евгений Лищенко) он никто.

Бэбик — это прозвище младшего из братьев Лищенко, Олега, у старшего, Евгения, было прозвище Эжен (он умер намного раньше брата, в 1990-ом году, Олег — в 2004-ом).

— Скажи, когда Летова в последний раз вживую видел?

— Лично видел Летова в последний раз, когда Масона хоронили, Колю Денисова, первого председателя омского Рок-клуба, Летов на вынос тела пришёл, случилось это в декабре 93-го. Народу там собралось немножко. Потом я его спросил: мол, на кладбище поедешь? Он ответил, что боится чего-то, набраться «чёрной энергетики» что ли, что-то такое он сказал. Я думаю, он боялся и гэбья, потому что он с политикой в то время завязан был сильно, с Лимоновым, с Жириновским какие-то тусовки были. Белый дом, туда-сюда, всё это по горячим следам было, — в принципе, правильно боялся, потому что в подъезде могли прибить где-нибудь запросто. В то время уже майор не сидел с тобой по 12 часов, сухарики, чай — этого уже не было, «ты хороший парень», «зачем тебе это надо», «не читай того, не слушай этого», — тогда уже не уговаривали. Уголовника какого-нибудь ловили, говорили, к примеру, «убьёшь этого — тогда срока не будет», — и убивали в подъезде. В нашей стране эта проблема очень просто решалась.

— Отчисления от продажи дисков, собственно, помощь в записи альбома — хоть как-то материально это на тебе отразилось?

— О деньгах тут вообще вопрос не вставал, этот как раз тот случай под названием «солидарная система».

— Эта лаборатория ОмГУ ещё когда-нибудь использовалась для записи музыки?

— Записали «Игру в бисер перед свиньями», и на этом студийное сотрудничество с Летовым было закончено. Здесь ещё Камикадзе записывался, но это была группа «Кризисное отделение». Камикадзе записывал свой альбом, с Боссом на гитаре, — это было, я отлично помню (Андрей Бабенко, он же Босс — участник первого состава «Гражданской обороны» — прим. автора).

От разговора о Летове мы плавно переместились на разговор об омском роке той поры. Я задал вопрос о Майке Чернышёве, имя которого несколько раз прозвучало во время нашей беседы.

— Майк Чернышов — довольно интересная личность. Жил на 20-го Партсъезда, 20. Поэт, писал стихи, пытался быть музыкантом. Наркоманский паук — вот кем он был помимо увлечения рок-музыкой, кроме того, на иглу кучу народа посадил, включая Клаксонов. Самому ничего — прободная язва, — его-то ничто не брало. Потом в Питер перебрался, после этих всех дел. Вдову его как-то встретил в Торговом Центре: «Что — живой-неживой?», «Да, — говорит, — вроде помер». По поводу наркоты: наркота ему стихи мешала писать. Для него это серьёзно было, он несколько раз спрыгнуть хотел. В общем, паук местный. Менты его гоняли, но, что-то — безрезультатно.

— С Константином Рябиновым общаетесь сейчас? Знаете, что он сейчас делает?

— Наверное, что-то связанное с музыкой, — он больше ничего и не умеет. Мог место жительства поменять. Когда я Летову помогал альбом записывать, он в армии был, — потому я Летову и помогал. Кто в армии, кто испугался. Босс на Украине был, иногда сюда приезжал. С Камикадзе что-то записывал. Потом он вообще уехал с концами на Украину. Ни ответа, ни привета.

— Знакомы с Сергеем Сергеевым?

— С Сергеевым (омский бард — прим. автора) знакомы давно, через «Звездный», в ДК «Звездный» дискотеки проводились еще в середине 80-х. Планировали настоящую дискотеку — не как притон гопоты для танцев, а хотели программы какие-то делать. И клуб филофонистов там собирался — менялись пластинками. Ну а Сергеев — он старый пластинщик — тоже менялся натурой, продавал. Там политеховцы в основном тусовались, они и музу задавали, держали тон, в общем. Политех как-то лидировал всегда в техническом отношении, — и политеховцы всегда там гужевались. Там и пульт был, и магнитофоны — зал оформленный, всё технично. Более-менее, по тем временам, конечно. Сергеев туда ходил, с пластинками, там и познакомились. Потом и про Летова рассказал — он меня с Летовым и познакомил. Пластинки через базар меняли, на толкучке, в Нефтяниках. С Леточкой и познакомились на толкучке, меняясь пластинками, Сергеев нас познакомил. Сергеев петь никогда не умел, стихи какие-то писал, но ни играть ни петь — он не волок. Этот парень со всеми корешился, толкался, сейчас бизнесом занимается.

— Теперь пройдёмся по некоторым песням с альбома «Игра в бисер перед свиньями». Вот «Иван Говнов, убийца травы» — что Летов этой песней сказать хотел, на конверте, кстати, указано, что авторство этой песни, единственной из 13-ти, принадлежит не только Летову, но и вам. Как прокомментируете это?

— «Иван Говнов, убийца травы» — это был образ такой собирательный, Летов и Клаксоны вместе над ним балдели. Вообще всё как сочинялось в тусовке Летова? Они собираются, балдеют, чаи гоняют, пили не особо, наркоты тоже особой не было. Рождается какая-нибудь абстракция, абсурд, какие-нибудь образы, потом это всё складывается вместе и лепится, — Летов был сторонником именно таких дел. А когда всех разгоняли, ему ничего не оставалось, как одному работать. Я ему помогал только чисто технически и мне это не очень интересно было, честно говоря. Так поэкспериментировал что-то в акустике: придумал, сыграл. Записал Летов этот альбом, а потом понял, что эта акустика, — это, в общем-то, не «его идея», не «его метод» работы. Не «его стезя»: так альбомы записывать. То есть ему не очень интересен был этот опыт. Ему гораздо интереснее было в коллективе работать, чтобы дело делалось с кем-то вместе. «Игра в бисер перед свиньями» — более-менее интеллектуальная вещь. А трек «Иван Говнов»... Да, получается, что авторство наше общее, в какой-то степени эта песня принадлежит и мне. Мы ехали с Летовым до Трамвайного кольца, до Лизы Чайкиной. Летов пересаживался и через виадук ехал далее на Чкаловский. Выходим вместе: там мужик косит траву. Загорелый затылок, здоровенная майка. Тогда это и родилось: Иван Говнов, убийца травы. Трава — символ чего прорастающего, новой жизни. Собственно, это персонаж, названный так Летовым, его образ.

— Песня «КБГ-рок» — что Летов в неё вложил? При чём тут Гребенщиков?

Я и Сергей Сергеев — мы Гребня в то время слушали. Любили. Летова это коробило очень сильно. Вот, и он иронизировал на этот счёт порой. В частности, в этой песне. Поэтому, я так понимаю, таким образом, он решил нас с Сергеевым продёрнуть.

— Песня «Мы идём вслед за солнцем» — она действительно принадлежит вам? Летов указывал это в одном из оффлайн-интервью на официальном сайте «Гражданской обороны».

«Мы идём вслед за солнцем» — да, эта песня моя, но она мне не нравилась, я её просто выбросил. И то, что Летов её где-то пел, — мне на это наплевать. Эту песню я выбросил, не обращаю внимания на то, что он её себе забрал. Туда, на тот свет.

— Давно ли видели Наталью Чумакову, вдову Летова?

— Да вот вчера только она приезжала. Вечером вышла на связь — и с семи часов до без пятнадцати десять записывали на диктофон воспоминания. Она все делала в пожарном режиме: «Сегодня улетаю, переносить нельзя». Снимала фильм про Летова. О чем этот фильм? Мне самому не понятно, что там, на выходе получится. Она всех опрашивала — и Сергеева, и Манагера. Кто в живых остался — тех и ходит, опрашивает. Снимала на фотоаппарат — у неё «Canon». Чумакова мечется между Омском и Москвой, поэтому застать её где-то нереально, и найти на квартире не получится. Чумакова прилетала и ещё по одному делу — она памятник устанавливала на могилу Летова, — 10-го сентября, в день рождения, как раз поминали его тут... вот под это дело и подсуетилась. Всё делала на скорую руку — московский темп этот ощущается, всё скорее, скорее — беготня эта... она филфак закончила МГУ, — по крайней мере, так сказала. Монтаж фильма в Москве вести будут.

На развороте кассетного издания «Игры в бисер перед свиньями» фотография 5-ти омских рокеров середины 80-х гг.: здесь стоят слева направо Егор Летов, Евгений Филатов, Евгений Лищенко, Майк Чернышёв и Юрий Политько. Фото сделано накануне похода в кинотеатр «Спутник» в квартире Чернышёва.

— Тебя часто путают с другим Джеффом, участником «Гражданской обороны» и «Инструкции по выживанию», тюменцем Игорем Жевтуном. Как ты на это реагируешь?

— Я в городе один Джефф. Я с 79-го года Джефф. Ещё задолго до всякого Летова.

Автор текста и вопросов интервью — Ярослав Гафнер.