1964–2008
ЕГОР ЛЕТОВ
19 февраля в Омске скончался лидер группы «Гражданская оборона» Егор Летов. Rolling Stone попросил нескольких неравнодушных к творчеству «Обороны» людей сказать о Егоре какие-то слова
АЛЕКСАНДР ЛИПНИЦКИЙ
культуролог и тележурналист
Борис Гребенщиков, говоря о Башлачеве, охарактеризовал его как художника, чья миссия — исследование проклятия русской души и вынесение этого беса на поверхность, чтобы знать, с кем воевать. Я то же самое могу сказать про Егора Летова — с оговоркой, что он занимался этим исследованием глубже и последовательней. С уходом Егора это поле экспериментов над человеческим сознанием опустело. На этом поэте держалась вся экзистенциальная сущность нашей рок-музыки.
ИЛЬЯ СТОГОВ
писатель
Я высоко оцениваю значение творчества Егора Летова для русской культуры, хотя мне лично оно не близко. Но я понимаю, что Егор — это титан духа. Я «Гражданскую оборону» впервые услышал лет в двадцать пять, когда пик ее популярности уже прошел. Тем не менее я считаю, что фигур, сопоставимых с Егором, в отечественной музыке нет. Но самое ценное даже не это, а то, что Летов никогда не пытался играть по правилам мира сего. Говорить «Я всегда буду против!» может каждый. Но не каждый способен остаться в Сибири и знать, что тебя никогда не будут крутить по телевизору, а твое лицо никогда не попадет на обложку Rolling Stone — а если и попадет, то скорее опять-таки вопреки, а не благодаря. На это оказался способен только Егор.
АЛЕКСАНДР ДУГИН
политик и философ
Егор Летов был самым ярким и гениальным из нонконформистских музыкантов, он стал настоящим классиком русской культуры с точки зрения поэзии, музыки и гражданской позиции. И одновременно Егор — это приговор системе, и ныне существующей политической, и внутричеловеческой. Мы очень дружили с ним несколько лет, принимали участие в политических митингах, манифестациях, конгрессах. То есть были настоящими единомышленниками и соратниками. Егор был чрезвычайно искренним человеком, никакого различия между его сценическим образом и личностью не существовало. Он как жил, так и пел, как пел, так и умер. Но в быту он был довольно тяжелый человек — капризный, взбалмошный, не склонный к компромиссам. Егор плохо понимал других людей, практически их не видел и любил человечество целиком, нежели кого-то индивидуально. Это касалось даже его близких. К тому же он был резок и непостоянен в суждениях. Мог положительно оценить какого-то полного дегенерата, а неплохого человека осудить. Я помню, когда мы дружили с Сергеем Курехиным, безупречным солнечным гением, Егор постоянно ворчал о том, как мерзавец Курехин заставил его на заре «Поп-механики» в рамках концептуального проекта проползти на животе по сцене. Не мог Егор ему простить такого унижения. Но в этой ворчливости и аляповатости суждений было какое-то обаяние. Смерть Егора — громадная потеря лично для меня.
АНДРЕЙ МАШНИН
музыкант
C Летовым мы забавно познакомились. В том смысле, что сначала познакомились, а потом я услышал его песни. И все это в один вечер. Я тогда работал кочегаром, писал песенки просто так, для себя и для гостей. Году в 1988?м то ли Начальник, то ли Фирсов устроили квартирный концерт у Аллы Миневич, которая жила на «Академической». Я должен был там поиграть, и мне сказали, что будет еще Егор из «Гражданской обороны». До этого я слышал только название, а о том, что именно они играют, понятия не имел. Пока собиралась публика, мы и познакомились. Я отыграл свои песни, потом Егор пошел. Мне очень понравилось. И песни, и сами ребята. Потом я случайно попал на запись альбома Янки. На подоконнике магнитофон стоял. Янка, сидя на кровати, играла и пела, а Егор руководил процессом, заставлял ее перепевать по десять раз, если что не так. Альбом назывался «Домой», кажется. Запомнился квартирник Летова у Филаретовых. В старую петербургскую квартиру набилось триста человек — та же самая публика, что ходит на большие концерты, в майках «ГрОб», рваных джинсах и так далее. И ничего после концерта не пропало, ничего не разбили — народ вел себя предельно аккуратно. А стены и потолок в комнате были совершенно мокрые — так там надышали. Сумасшедший был концерт в театре «Время». Молодой Летов в пиджаке по сцене катался, совершенно бешеный. Э-эх...
МАКСИМ СЕМЕЛЯК
журналист
Егор Летов — это, может быть, единственный человек, который придумал абсолютно оригинальную и интересную рок-музыку на русском языке, причем без всяких фольклорных спекуляций. На меня очень сильно повлияло его поэтическое и музыкальное творчество. Я, честно говоря, не знаю, что такое русский панк-рок и существует ли таковой вообще, — в любом случае мне нет до него особого дела. «Гражданская оборона» всегда держалась особняком и принадлежала, на мой взгляд, не какому-то мифическому русскому панку, но мировой рок-н-ролльной культуре. И смерть Егора Летова — это, безусловно, большая для нее утрата.
НИК РОК-Н-РОЛЛ
музыкант
Плотно мы познакомились с Егором в 1988 году, когда в Тюмени был первый «Фестиваль леворадикальной и альтернативной музыки». Я там выступал, а Егор Летов играл в моей команде на бас-гитаре. Впервые я его увидел в 1987 году, когда Егор с компанией приехал в Симферополь знакомиться со мной. Я очень удивился тому, что они называли себя панками: у них были длинные волосы, а для меня образ панка в то время скорее ассоциировался с «ежиком». И это вызвало во мне некое отторжение. А в Симферополе жил некто Гена Прудников, очень авторитетный филофонист. И я ему поставил пленку с альбомом «Некрофилия». Кажется, он сказал: «Не могу сказать, что мне это нравится, но этот парень в историю точно войдет!» Так и получилось. У нас были сложные взаимоотношения с Егором, связанные с позиционированием панк-рока в России, но, несмотря на это, мы постоянно перезванивались, и я старался внимательно следить за его творчеством. Мне оно всегда нравилось, а альбом «Прыг-скок» я считаю лучшей его работой. Как бы ни складывались наши отношения с Егором Летовым, я всегда считал и считаю сейчас, что в России были только два человека-явления, одинаково ярких и мощных, но друг от друга не зависящих — это Боря Гребенщиков и Егор Летов. По поводу его ухода я думаю, что у Егора произошло некое освобождение и его увлекательное путешествие продолжается — просто в несколько другом измерении.