Гражданская Оборона: Для печальных жителей Земли

Егор Летов — наверное, самый необъяснимый и загадочный тип двух последних десятилетий. Летов — не устаревающий гуру и вождь для всей неблагополучной задумывающейся молодёжи (или — неблагополучно задумывающейся). Он умудрился за почти четвертьвековое существование своей группы ни разу не утратить статус культовости и, в то же время, не скатиться в беззаботный мэйн-стрим. Будучи незначительно младше бунтующих восьмидесятников (Шевчука, БГ и др.), Летов, пожалуй, один из немногих не утихомирился, не предал ни одного из своих идеалов максималистской юности, в т.ч. — самого главного: «Я всегда буду против». Остался и главный вопрос — против кого (чего) быть / не быть теперь? Если раньше это было состояние гражданского протеста, то теперь «против» принимает всё более и более неуловимые метафизические черты.

26 мая в клубе Б1 Maximum прошла презентация нового альбома Гражданской Обороны «Зачем снятся сны?». Торжественность и гламурность Б 1 были беспощадно уничтожены: атмосфера в зале излучала до боли родной дух какого-нибудь провинциального ДК или кинотеатра. На сцене — не больше четырёх мониторов, бутылки с водой, полотенце — одно на всех. В танц-поле — привычный бардак с кувыркающимися и плюющимися водкой панками. По этому поводу прикольно читать гостевую книгу на сайте Гражданской Обороны уже после этого концерта. Оказывается, даже вполне вменяемые люди, попав в это месиво, полностью теряли рассудок, и, уж тем более — власть над своими движениями.

Звук был громкий, но отвратительный, по старой школе Егора Летова: меньше слов — больше энергии. На концерте люди должны отрываться. Даже два огромных экрана были включены где-то только на пятой песне. Так что с анархией всё было, как и всегда, в порядке. Играли очень много старых песен: «Хороший автобус», «Всё как у людей», «Нечего терять», «Никто не хотел умирать», «Свобода» — всего и не упомнишь. Зал орал практически все песни наизусть. Особенно чудовищен был взрыв всеобщей солидарности на песенке «Про дурачка». Но, как и предчувствовали многие, двух главных (тут следовало бы поставить кавычки) песен так и не было исполнено. Это, разумеется, «Всё идёт по плану» и «Русское поле экспериментов». Несмотря на то, что Егор казался каким-то усталым, энергетика была ещё та. Возможно именно из-за своей усталости и печальности, Егор, вопреки старой доброй традиции, прикрывался гитарой, и только на одной песне отпустил её, и дал своим рукам свободу. Когда лет десять назад я смотрел по видео его старые концерты, мне полностью сносило башню от его шаманизма, я всё время думал: что же творится с людьми, которые там, на концерте. А в этот раз ему достаточно было один (1!) раз за весь концерт пошаманить, даже не пошаманить, а намекнуть на то, что он может — и дальнейшие мои эмоции уже вряд ли поддаются описанию.

Концерт был построен таким образом, что новых песен было гораздо меньше, чем старых, и трудно было предположить, когда будет играться свежак, а когда — старьё. И все новые песни настолько органично соседствовали со старой программой, что создавалось ощущение единого музыкально-поэтического пространства. Когда-то Егор где-то сказал, что есть два вида поэтов. Одни всю жизнь пишут одно и то же идеальное стихотворение. А другие — постоянно завоёвывающие всё новые высоты и глубины своего сознания, перепрыг-скокивающие выше головы, пишут всё время по-разному. Так вот, первый вид поэтов — это, грубо говоря — Шевчук, а второй — понятно, сам Летов. Что-то подсказывает, что так оно и есть, однако на эмоциональном уровне, если не вдаваться в непостижимость и глобальность егоровского письма, концерт ГО — однороден и неделим в своей сущности.

Поэзия Егора теперь гораздо меньше роскошествует многоэтажными образами: на новом альбоме практически сплошь царит деспотичный минимализм, делящий слова на более значимые и менее значимые. Разумеется, все менее значимые слова жертвуют своей красотой и силой во имя подпитки шаманской энергии немногих главных слов. Так, например, происходит с одной из программных песен альбома — «Сияние». Песня начинается довольно просто — никаких отвлекающих эпитетов, только последнее слово двустишия пробуждает внимание:

Спят леса и селения
Небеса и сомнения

И дальше сразу следует рефрен:

Но сиянье обрушится вниз
Станет твоей судьбой

Само по себе довольно сильное слово «сияние» при постоянном повторении, благодаря всё новому и новому смысловому окружению, обретает какой-то ещё более невиданный смысл. Неотвратимость сияния, ощущение его физической воли — всё работает на то, чтобы превратить его чуть ли не в философский термин, понятие, характеризующее некое высшее, «беспримерное» состояние духа.

То же самое происходит почти со всеми песнями из новой программы — «Слава психонавтам», «Всё это с тобой», «Вид из окна». Как известно, поэты не отвечают на вопросы. «Зачем снятся сны?» — с точки зрения Егора Летова, можно только догадываться. Можно предположить, что сны — это окошко в расширенное сознание и, таким образом, в бессмертие. Затем и снятся. Но вот кому снятся сны? Точнее — кому снятся эти сны, сны, из которых Егор не однажды слышал манящие голоса? Печальным жителям Земли — не иначе. Потому что именно печаль понуждает человека к этим «экстремальным состояниям» своей души, и одним из этих состояний является сон — в самом широком и неоднозначном смысле.