Рецензия: Гражданская Оборона «Звездопад», Хор, 2002

Этим альбомом Егор грозился еще на достопамятном концерте 1997 года в питерском клубе «Полигон»: тогда он предполагал назвать его «Родина». Концерт этот для многих слушателей «Обороны» стал как бы комментарием к солнцеворотовскому периоду «Г.О.» (формат «live», собственно, и предполагает всяческие разговоры, непосредственность, общение с залом и т.д.). Нигде Егор так много и прямо не говорил о политике, о своей позиции относительно всей «дискотеки и срачи, спускаемой сверху», о собственной приверженности борьбе и «войне» с буржуазным миропорядком, устанавливающимся «на территории бывшего». Знамена, под которыми идет эта борьба, всегда Егора интересовали во вторую очередь: РНЕ действовало в то момент активнее нацболов и коммунистов — пусть будет РНЕ. Этот концерт подвел черту под, с моей точки зрения, высочайшим взлетом «красного солнца», творческой звезды Егора — под эпохой «Солнцеворота» и «Невыносимой легкости бытия» (1995–96). Что ж, вслед за «Солнцеворотом», за взлетом к солнцу, должен по всем законам наступить «Звездопад»... Но не спешите печалиться.

Период конца 90-х и начала миллениума для «Г.О.» стал концертным, «туровым» — такие периоды наступают для каждой группы: приходит время живьем доставлять в концертные залы, в народ, желающий лицезреть, то, что было навыдумано в творческих лабораториях, на «точках». Конец 80-х был для «Г.О.» таким же разъездным — развозились диссидентские песни, которые уже успели разойтись на самозаписанных-переписанных кассетах по городам и весям. Так как у «Г.О.» было несколько рождений — соответственно и концертных эпопей столько же. Первая, диссидентская, эпопея закончилась концертом в Таллинне, «Последним». Нынешняя, похоже, заканчиваться не собирается, 26-е близится.

Итак, бесконечно буйные концерты «Г.О.» последних лет, где принимает участие и Сергей Летов, наконец, достигли рубежа нового альбома. Выпуск его долго откладывался из-за утряски авторских прав, так как все песни на нем — «каверные», то есть чужие. Сыграть «советские песни в гаражном звуке» Егор давно обещал на пресс-конференциях. Наконец, народ имеет возможность услышать этот альбом. Издан он пока только в CD-версии, но очень респектабельно, в картонном конвертике, как в лучших домах. Однако отвлечемся на миг от альбома для того, чтобы понять, в какой момент и при каких условиях он появился — и соответственно, чего от него ждали слушатели.

Сперва, после анонса на декабрьском концерте 2001-го года в Москве, выходит в свет «Трибьют» — шаг со стороны «Г.О.» истинно постмодернистский и ехидный. Вроде бы все фанаты уже имеют повод для разочарований и обвинений «атланта андерграунда» в том, что допустил такое. Но попытка рок-истеблишмента переварить «Г.О.» закончилась прямо-таки салютообразным проблёвом. Изюминкой «Трибьюта», несомненно, является (в оригинале истинно гимновая) песня «Родина», спетая под гармошку Бабслеихами отчаянно антинародно и глумливо, что молодому бы Егору и самому было приятно сделать, но в 80-х, а не сейчас. По словам Колесова, Егор в отчаянии от посмешища, получившегося в результате перепева модными лабухами его песен, на которое он сам спровоцировал попсарей — «edem das seine». Ничто их не изменит, даже песни Егора: такими они и останутся, все эти псевдопанки с диджеевским акцентом, «восьмые марты» и «торбы на кручах» — с жиреющим в мозгу и задницах попсом. И вот вслед за этой трагикомедией, перед по-разному изумленной старой и новой аудиторией «Г.О.», возникает альбом собственных каверов Егора, каверов советской песни 70-х годов. Ну-с, и где же тут стеб?

Альбом открывает «Песня красноармейца» — и это, безусловно, знак всем тем, кто успел усомниться в егоровой революционности. Дальнейшее развитие альбома — и в первую очередь его «героический драйв» — не оставляет сомнений: это продолжение витка «Солнцеворота». Как укоряюще и по-военному сурово сквозь всю омерзевше-буржуазную повседневность звучит голос Егора во 2-й «Песне о циркаче»! Ей-богу, не зря так долго ждали мы этого альбома. Все здесь звучит гимном тому великому времени, когда над страной развивалось красное знамя. Но тут уже не слышится призыва или эпатажа — советская песня своей романтикой, мажорной мелодикой сама по себе сообщает нужные чувства слушателю, и он ощущает мурашки катарсиса, возвращения на Родину: он живет образами, темпом, мелодическим размахом этих песен. Знаменитая «На дальней станции сойду» М. Танича звучит в новом драйве чрезвычайно гранжево, но при этом не минорно, а оптимистично, глубоко патриотично, затрагивая еще держащие лад самые тонкие струны вынужденно-россиянского населения, потерявшего Родину (нойзовый финал замечательно воплощает последние строки о «шуме городском»). А постольку, поскольку исполняемые Егором песни в основном по времени написания относятся к «застою», в них есть то, чего сегодня очень не хватает современникам, — позитивная динамика образов, уверенность в завтрашнем дне и победе правого дела.

Тенденция обращения в аранжировках к 70-м намечалась у Егора уже с начала 90-х, со «100 лет одиночества». Впрочем, можно отыскать и более ранние примеры синтеза сибирского панка и советской эстрады: замечательная янкина «На тебе сошелся клином белый свет», звучащая проникновенно искренне и зачаровывающая мелодией. Питает почва-то! Эти песни, удивительно остро и негодующе врезающиеся в сегодняшний день, рождались в зените достижений советской власти, в стабильное время. Но марксистская диалектика не мыслит покоя в жизни общества: все есть движение вперед или назад, а покой есть смерть; соответственно, «застой» точнее называть было бы «откатом», эту эпоху преступной брежневской дремы на лаврах и окончательной утери революционных ориентиров. Тем не менее, к советской культуре того времени эти эпитеты менее всего относимы, что и доказано Егором.

Узнаваемая с первых же нот, мажорно-квартовая мелодика Пахмутовой знаменует альбом потрясающей песней «Звездопад», и по-новому звучат слова «мы оставим на память в палатках эту песню для новых орлят». Да, эта песня дожила до новых орлят — и, услышав ее, они поднимут из грязи буржуйского прошлого красное знамя своего будущего, знамя славы своих отцов. Раньше казалось, что коммунизм живет только в томах Маркса и Ленина, что это слово не проникнуто чувством своего времени, — теперь же, слушая этот альбом, можно с уверенностью сказать, что советская культура и коммунизм как личностная доминанта живет и будет жить в музыке, в стихе, в мелодии, будет звать в коммунистическое будущее все новых и новых «орлят».

Вообще, Егор всегда старался быть в отдалении от буквального восприятия его песен, старался позиционировать себя в рок-музыке как постмодерниста, о чем не раз говорил. Но это ему, к счастью, не удавалось. Вот записал он в период отдыха от «Г.О.» «Солдатский сон» — здесь кроме стеба и концептуализма ничего не намечалось, однако народ наш до очарования прост и привык все понимать буквально. Солдатские песни, спетые низким егоровым голосом, сразу стали частью народного творчества, достоянием не ценителей постмодернизма, а широких дембельских масс. И в этом — судьба творчества Егора: сколько бы он ни пытался угодить рафинированным знатокам-интеллектуалам (хотя и они составляют значительную часть его аудитории), но песни его идут вглубь и вширь, в народ, одним словом. Он сам говорил, что по-настоящему его диссидентские песни 80-х могли понять только новосибирские интеллигенты из Академгородка, однако песни эти были народом мгновенно растиражированы и буквально поняты как бунт против партократов, что подкрепило антисоветский угар начала 90-х. Вот вам и постмодернизм. Постмодернист в России больше чем постмодернист. Пелевин тому доказательство: не он ли, небрежно шутя, выполнил политзаказ на десоветизацию нашей молодежи? Егор хочет быть концептуалистом-экспериментатором, но становится истинно народным певцом, голосом эпохи — и таким он, несомненно, останется в нашей культуре наравне с Высоцким и Шаляпиным. В любой исполняемой им песне открывается та глубина, которую принято называть «русской душой» — в нашем случае это душа уже советская, душа, приоткрывшая дверь в коммунизм, почувствовавшая ветер мировой революции. На самом деле, все разговоры о постмодернистской позиции автора в любом искусстве есть ни что иное, как попытка уйти от ответственности, от гражданственности, черт бы ее побрал. И в случае «Звездопада» мы имеем яркий случай не латентной, а четко прописанной (самим фактом авторского исполнения некогда официозных, приевшихся советских песен) позиции автора. Хотя, повторяю, альбом не призывен — но в этом его двойная сила: здесь уже сама по себе эстетика и содержание песен являются моментом, эпатирующим антисоветствующий рок-истеблишмент. Да, здесь можно говорить о ностальгии, но лишь в том смысле, что из нынешнего провального момента прошлое 70-х выглядит стройной, крепкой, прекрасной молодостью страны, ввергнутой сейчас в позорную дореволюционную архаику.

Песня «На всю оставшуюся жизнь» звучит так, как и в оригинале — серьезно, а саундовая переделка не убавила, но, наоборот, надстроила патриотический пафос. Проблема разноцветного патриотизма, а точнее — его отсутствия у народа, потерявшего, предавшего Советскую Родину, по сути, есть эмоциональная доминанта общественного сознания россиян: как и за что можно любить родину, которую ежечасно унижают и оплевывают прозападные СМИ? О какой Великой Победе во 2-й мировой может говорить народ, утерявший знамя Победы, все завоевания этой Победы, предавший социалистические достижения поколения своих дедов? Только о территориальной победе тут можно говорить, но и это относительно. Абстрактный гуманизм демократов и западников, агитирующих за «цивилизованную» жизнь, в буквальном смысле плевать хотел на любое проявление патриотизма, так как оно идет вразрез с глобальным государственным компромиссом, компромиссом нашей общественной морали. «С днем Советской армии, защитники отечества! Лучший подарок для вас в магазине «Красное и Белое», — говорила рекламная растяжка над Мясницкой. Можно ли додуматься до большего абсурда, можно ли более кощунственно и шизофренично взглянуть на собственную историю? Да, демвласть упорно навязывает своему народу компромисс и шизофрению. А Егор плевать хотел на любые компромиссы историков и на все государство компромисса в целом — об этом и альбом: «Кто-то красное солнце замазал черной гуашью...».

«Звездопад» — это то, что бывает после «Солнцеворота»: то был альбом яростного сопротивления, а это — альбом Надежды («если будет смена — отдохну и я»), мелодичное послание 70-х, дошедшее до нас в пыли и песке гранжевого драйва, спетое мужественным голосом великого бунтаря, учителя и «старца» нашего рока. Он просто показывает нам: то, что я вам пою вместе с семидесятыми, красиво само по себе — величаво, гордо, оригинально, — а вы уж сами выбирайте, что слушать на фоне педерастического мурлыканья мумий и троллей, сами делайте соответственно и политический выбор. И вот сквозь густую черноту, чернуху нынешнего неприятия россиянами (в угаре государственной антисоветчины) собственной, обозванной «совковой», культуры пробивается «луч солнца золотого» (песня «Солнце взойдет»). Из уст Егора она звучит с новым смыслом, а инструментальный хэппенинг в конце песни отдает дань шести-семидесятничеству в международном масштабе, сращивает психоделический хиппизм и советскую эстраду 70-х. Важно упомянуть открытие альбома, студийный дебют с «Г.О.», как говорит Егор, «лучшего во вселенной» ударника Александра Андрюшкина: наконец-то в «Обороне» укоренились живые и разнообразные, грамотно выстраивающие финал, сыплющие триолями и очень вдумчиво и разнообразно «подхэтчивающие» ударные.

Цикл завершен: Егор, начавший в 80-х с бунта против «совкового официоза», взорвавший этот официоз минималистичным панк-драйвом и нойзом, пройдя сквозь 90-е, обретя мелодичность и Родину заново, соответственно по-новому услышал и спел некогда переслащенные песни советских композиторов и этим сделал их доступными несчастному и безродному поколению «Пе», открыл им путь в советскую героику. Как и прежде, альбом завершает инструментальная композиция, и она лишь утверждает нас в сознании, что все создаваемое Егором в последнее время — серьезно, философично, глубоко мелодично и просто красиво с любой точки зрения, это уже не обзовешь маргинальщиной, это по-настоящему красиво. А правда всегда с красотой заодно.

Д. Чёрный,
поэт, бас-гитарист «Эшелона»