Воспоминания. Алексей «Полковник» Хрынов

Знакомство у меня с Янкой состоялось в Питере. Я приехал к Серёже Фирсову, это мой друг очень близкий, и так получилось, что мы пошли к нему ночевать, и две девушки были из Сибири — Аня и Яна. Я понятия не имел тогда, что она поёт, делает что-то — ну, просто девчонки какие-то и девчонки... Поехали к нему, выпили, просто было весело, смешно — там не было никакого секса естественно, ничего — просто пообщались. Классные такие девчонки, из Сибири, я ещё помню присказку: «Мы девки помойно-мусорные, панки-хиппушки...» — такое что-то. Просто было весело, заводно так. Потом я узнал, что Янка поёт — со своими ОКТЯБРЯМИ... Потом меня пригласили на фестиваль в Новосибирск, мы там играли и там же познакомились с Егором Летовым, и часто уже встречались потом в Питере, на квартирах, где мы все жили — приезжие музыканты. Там они всегда находились и находятся до сих пор, эти квартиры, где мы жили все вместе, общались... Какие-то эпизоды конкретные — они не всплывают, почему-то.

В Нижнем у них был концерт, они приехали и жили, по-моему, у меня — у меня тогда была своя квартира, ни детей, ни жён, и вот они жили у меня. Я не знаю, кому тогда пришла мысль их в Нижний вытащить — я никогда этим не занимался, и боюсь, что никогда не займусь, но как-то уже недели за две до того я узнал, что играю вместе с ними в Политехе. Мы тогда здорово напились с Чижом перед концертом — мы тогда уже с ним играли, ПОЛ-ГПД... Тогда было два концерта — в первый день, вот когда мы напились, мы играли группой, а за нами Янка и Егор, — и мы тогда очень серьёзно наглуздались, и первый концерт был отвратительный просто. А второй нормальный; на второй день мы пришли уже все такие виноватые, и сперва Чиж вышел с гитарой один, потом я с гитарой один — и потом Яна и Егор. Тогда поломали весь зал очень здорово, — зрители поломали, не мы. И тогда сказали, что в Политехе рок-концертов больше не будет...

И я помню, после концерта, когда всё закончилось, мы пошли... У меня друг тогда работал в «Пять минут», было такое кафе на Свердловке, «горячие бутерброды», — и вот он нам наложил этих горячих бутербродов на большой поднос, вторым прикрыл, — и мы поехали домой, разогрели это всё и всё это ели, нам было так в кайф — без вина совершенно, без всего — просто спокойно отдыхали. Было просто спокойное нормальное человеческое общение, совсем не музыкантское.

Я не могу сказать, что Яна была человеком каким-то депрессивным или каким-то там ещё — нет, весёлая, хорошая девчонка, заводная. Нормальная, абсолютно нормальная — именно то, что называется «нормальным» в понятии любого человека. И, когда случалось играть в каких-то сборных концертах — ощущение просто очень хорошее. И вот Яна — в жизни она очень не соответствовала тому, что делала на сцене — в моём понимании, конечно. На сцене она рвалась вот так очень здорово, а при этом в жизни была совершенно спокойным человеком. И, когда мне сказали, что случилась с ней вот эта вот беда, — я даже не знаю, как это определить... Я не верю, что это было самоубийство.

А вообще, знаешь, ощущение от неё, впечатление, — что это как раз та самая женщина, о которой говорят: «коня на скаку» и «в горящую избу» — вот это она и есть. Такая нормальная русская баба...

Февраль 1999, Нижний Новгород.

Изображения