Воспоминания. Леонид Фёдоров (Аукцыон)

Познакомились мы у Фирсова, когда оборонщики приезжали с Янкой, в 1989 году. Они приезжали на концерт, им французы устраивали концерт в зале «Время». Там участвовали ВВ, НЕ ЖДАЛИ, мы, ИГРЫ, Янка и ОБОРОНА. Шесть, по-моему, групп было. Тогда и познакомились — Егор-то приезжал и раньше, а вот Янку я не помню. По-моему, я её до этого не видел. Ну, что значит «познакомились»? — она такая, как бы, скромная женщина, особо мы не общались. Пили вместе, куролесили чего-то... Но, вообще, мне всегда казалось, что она была каким-то очень закрытым человеком. То ли она стеснялась, то ли ещё чего, но мне казалось, что она какая-то более сама по себе, — может быть, это у неё такой период был... Мы в ту пору больше общались с оборонщиками, они чаще приезжали, и были более, что ли, контактны, хотя у них своя, в общем-то, тусовка была, как-то они обособленно себя чувствовали, на мой взгляд. Из них Егор был самый открытый, контактный по сравнению с остальными. Как-то вот мы с Мишкой ¹ с ними стусовались, потому что у Фирика постоянно сидели вместе, — а остальные придут — «Привет» — «Привет», но такого не было, чтоб дружба, любовь ко всему АУКЦЫОНУ. Мы с Мишкой конкретно носились с Егором, с Кузьмой... Джефф тогда приезжал, Зеленский там очень долго жил, а с Янкой — как-то это всё было больше на пьянках или посиделках. Она была такой... действительно очень скромной, мне даже казалось какой-то застенчивой. Я её почему-то больше помню грустной...

Я когда впервые увидел концерт Янки с ОБОРОНОЙ, — мне не понравилось, на самом деле, какое-то такое ощущение было, что они ей мешали. Хотя сама ОБОРОНА была — просто супер, а вот с Янкой.... Она просто человек другого совершенно склада, в ней такая спокойная энергия была, кайфовая, совсем другая. И в записях то же самое. В фирсовской акустике это тоже слышалось... И, по тем временам, Янка мне, кстати, нравилась меньше, чем Егор, может быть, потому что я Егора знал больше, слышал его вот так, через стол, — это было, конечно, впечатление. А Янку я не слышал тогда так, хотя позже у меня всё это как-то поменялось. Тогда было очень много таких мощных людей. И это была такая единая тусовка, рядом всё было. И на том фоне поэтому чисто энергетически выделялся Егор. Потому что вот только что Башлачёв ушёл... и сложно как-то сходу понять, особенно если такой человек, как Янка, особо себя не демонстрирует. У Егора-то постоянно какие-то сейшена устраивались. квартирники, а у Янки их не так много было...

Ещё мы ОБОРОНЩИКОВ пытались записать. У нас была точка где-то на «Удельной», сама комната была — бывший туалет, вся такая в кафеле, звонкая, и мы писали им там барабаны, на порто-студию вроде. Они и песни пытались петь, но песни там петь не очень вышло, а вот барабаны как-то они записали, отдельно с басом — болванки, и потом их использовали в своих альбомах.

Потом я её видел в Москве, мы как раз писали Дупло. Это 90-й год был. Жили у Кирильчика ², и приехала как раз Янка. Уже с ансамблем — Зеленский, по-моему, был, Джефф и Аркаша. И они поселились тоже у Кирильчика. Ну, мы уже сводили альбом, жили с Мишкой Раппопортом вдвоём, а Кирильчик куда-то умотал, и мы остались одни, как бы хозяевами квартиры. И тут приезжает такая команда! Ну, конечно, они сразу начали там квасить, куча московских людей прибежала, и мы оттуда начали сбегать на ночь, потому что нам было не до того. Там была одна очень смешная история с девушкой Айгуль ³, которая там с ума сходила по-всякому, а Янка её постоянно успокаивала. Я как раз познакомился с Айгуль, — меня Ваня Соколовский из НОЧНОГО ПРОСПЕКТА познакомил. Дело было так: мы пришли вчетвером, смотрим — сидит вся эта шайка-лейка, пьёт портвейн, и Ванька Соколовский сидит с какой-то барышней совершенно безумного вида. Он говорит: «Во! Я нашёл певицу, с которой буду записываться. Сейчас она вам споёт». Ну, Айгуль взяла гитару, начала что-то петь, всё было здорово, ну и как-то все пили-пили, а потом мы с Мишкой начали думать, как бы лечь спать, и Ваня говорит: «Слушайте, поехали отсюда, я тут рядом живу, тут у музыкантов квартира недалеко — там и заночуем». А он тогда работал с группой ЦЕНТР. И вот, мы поехали — я, Ваня и Айгуль. Приехали туда, а там два таких лося сидят из группы ЦЕНТР, тоже пьют водку какую-то. Ну, и мы там сели с Ванькой. Выпиваем потихонечку, вдруг слышим, — какие-то вопли из комнаты доносятся. Айгуль выбегает, кричит, что её пытаются изнасиловать, а за ней два совершенно взбешённых мужика выскакивают. Я хватаю Айгуль, кричу Ваньке что-то вроде: «Останови мужчин!». Мы выбегаем с ней, а Ванька, значит, пытается этих остановить, как-то их останавливает, мы выбегаем из дома, ловим тачку, садимся и едем обратно. А это уже было примерно часа четыре ночи. И где-то в середине пути она начинает по-всякому меня обзывать: «Да ты козёл, хам, что ты ко мне пристаёшь!» А мне, значит, уже совсем плохо, потому что с утра надо идти на студию, спать хочется, усталость дикая, а тут, значит, барышню надо таскать, безумную притом. Я говорю: «Ну ладно, брось...», такси останавливается, мы выходим, идём значит, домой, а она всё время грозится: «Вот я тебе, козёл, сейчас устрою!». Я говорю: «Слушай, ты только не кричи, там ведь спят все». А все действительно спали, Кроме Мишки, который по кухне слонялся, потому что ему негде было лечь. И то ли дверь открыта была, то ли мы позвонили, чтоб Мишка открыл — короче, только мы вошли, Айгуль на него налетела и начала кричать в коридоре: «Янка-а-а-а! А-а-а!». Выбежала Янка, увела её к себе в комнату, успокаивала долго, говорила что-то вроде: «Да Мишка хороший, Лёнька хороший...». А мы с Мишкой смотрим — спать негде, сели в такси и уехали досыпать к друзьям аж в Чертаново...

Потом, я помню, ещё один был их приезд в Москву, когда они просто вообще не выходили из квартиры. Вроде, у Янки депрессия была какая-то дикая, и они вообще не играли, — должны были играть, но не играли... Я как раз был в Москве, когда позвонил Егор и сказал, что Янка... то есть ещё не понятно, вроде как бы пропала, но ему кажется, что она умерла. Егор как раз записку эту прочитал — я её не видел, но говорят, была какая-то записка... И мы там ходили к каким-то экстрасенсам с фотографией, и человек, вроде бы, сказал, что искать надо в воде — такое что-то было.

А Егор — понятно, он на неё влиял, мощно довольно, но она бы не сочинила этих песен, если б в ней этого не было. Он ведь не глава секты какой-нибудь. Я думаю, — это жизнь повлияла и её самосостояние в тот момент, вот и всё. Понимаешь, если человек талантливый, то это определяет всё, потому что он просто не такой, как все. Я думаю, у каждого такие моменты наступают, кто старается жить, именно жить, а не просто какой-то фигней заниматься, — а Янка относилась именно к таким людям. Ведь чтоб сочинять такие песни, на мой взгляд, мало просто иметь талант, надо хотеть что-то сделать, стараться что-то сделать. Для этого надо иметь какую-то силу определенную, а сила ведь не исходит конкретно от кого-то, она идёт от Бога или от Природы — как назовёшь. Такие люди, как Янка, такая энергия... понятно, что это её личное, очень мощное. Песни слушаешь — там ведь боль в каждой ноте, в каждом слове, а ведь ей это не кто-то принёс на блюдечке, ясно, что она сама всё это переживала.

Понимаешь, мне как-то казалось всегда — что смерть Башлачёва, что Янки... Все были такие юные, играли в какие-то такие детские игры: да, человек поёт, здорово, круто! А там всё было серьёзно, что у него, что у неё. И в тот момент, видимо, не осознавали, что надо просто взять человека, вытащить куда-то — в тот же Питер... Я всего два раза плакал: когда Майк умер, и когда умерла Янка. Просто вот жалко их было очень. Я даже смерть Башлачёва не так воспринял, потому что мне как-то всегда казалось, что Саша — он такой сильный мужик был, сам по себе. А эти — было какое-то ощущение беззащитности. И ясно, что просто не было рядом никого, кто бы просто взял и унёс под мышкой... Понимаешь, мне кажется, это всё такой романтизм юношеский — смерть, суициды и прочее, а на самом деле это всё, на мой взгляд, довольно прозаичнее, физиологичнее даже, чем кажется. Что реально — человека спасти. Ведь у каждого, а тем более, у людей, которые занимаются какими-то творческими вещами, естественно, после мощного выброса энергии наступает релаксация. Невозможно так все время — нужна защита какая-то. А когда такие люди беззащитны, то нужно, соответственно, просто брать человека за шкирку, увозить в лес, ещё какие-то вещи делать, человеческие ходы просто, которые ни к чему не обязывают, но в то же время...

05.06.1998, Санкт-Петербург.

Изображения