ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА
Солнцеворот

хор

f

Напишу-ка я рецензию на “Солнцеворот”. Почему-то про него еще никто не писал (поется на популярный мотив) — и любимая редакция будет завалена письмами прыщавых экстремистов, обещающих расстрелять меня из всех известных видов оружия. Ибо Летову ныне можно только почтительно внимать. Критиковать — ну никак нельзя. Новая священная корова, ну прямо как АГАТА КРИСТИ или НА-НА (в случаях покушений письма будут от истеричных девочек, но в том же количестве и идентичного содержания).

Или — и я могу это доказать — Егор умер. Потому что только о мертвых либо хорошо, либо ничего. R.I.P.

Еще после выхода слишком, чересчур долгожданного — и поэтому многими непонятого — альбома “Сто Лет Одиночества” вырисовалась такая схема: Егор живет наоборот. И ранние его альбомы (под вывеской ГО или КОММУНИЗМА) были самыми взрослыми и реальными, посвященными самоидентификации и разборкам с жизнью в текущих и актуальных ее проявлениях. Потом, видимо, решив эти задачи, он пошел вспять, все быстрее и быстрее, разворачиваясь от частного к общему, от личности — к слоям, этапам и формациям (“Солдатский Сон” — армия, “Лет Ит Би” — дворово-хипповое тинэйджерство), отработанное отбрасывалось, как кожа при линьке; и — финальными работами, самыми глобальными, взяты последние барьеры: детство в “Прыг-Скоке” (с говорящим подзаголовком “Детские песенки”, и обращением к магии язычества как к детству человечества) и бросок в бесконечные сто лет одиночества в материнской утробе, в вечную весну в одиночной камере... И все. Смерть через обратное рождение суть смерть для реального мира. Поэтому все его внезапные политические закидоны, все его теперешние словеса и деяния на уровне “чуть высшем, чем личные обиды и недоумения тех, кто любил его в прежней его инкарнации, абсолютно понятны: все это делает уже не Егор. Егор — умер. А это — существо, вылупившееся из его пустой оболочки. И оно иное, хотя настолько похоже (естественно!) на Егора, что нетрудно обмануться. Но! Послушайте “Солнцеворот” и тем паче “Невыносимую Легкость Бытия” (оба названия — лишь подтверждение): их не мог записать настоящий Летов, но вполне мог — двойник-имитатор. Тот, кому известно о былом альянсе с ИПВ: очень похож саунд, а “Забота У Нас Такая” вообще могла бы принадлежать перу Неумоева. Тот, кто наслышан о любви Егора к совковой эстраде 60-х: мелодика почти буквально повторяет то, что вы можете ежедневно слышать на “Ретро-канале”. Тот, кто внимательно проштудировал Летовские тексты и слепил дюжину коллажей из характерных оборотов и похожих словесных конструкций, соотносящихся с ТЕМИ песнями примерно в той же степени, что и мифические стихотворные послания Цоя с того света полоумным теткам — с реальным КИНО. Тот, кто старательно — чересчур старательно! — пихает туда-сюда голосовые форсажи, ТОТ страшный и святой Егоров крик превращая в трэйд-марк. Тот, кто правдоподобия ради взялся даже за “Дурачка”, да только вот это уже не вышло. Все остальное — практически неотличимо.

И слишком, слишком много мертвечины. Почти признания: “...мертвые не поют, не умеют, не живут”. “Легко ли таиться мертвым?” Трудно, наверно. И “Дембельская” — как реквием: “погоди немного, отдохнешь и ты”. Много ли еще альбомов до отдыха?

“Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг” — написал он еще при жизни. И не надо. Умирать — так насовсем, и рождаться в иных мирах. И не тревожить живых — здесь.

М. М. Нокс

P.S. Одна песня — “Поздно” — почти как настоящая.

Изображения