ЕГОР ЛЕТОВ В МОСКВЕ

4 июля в Москве состоялся концерт «Гражданской обороны», которым группа завершила свое турне, приуроченное к выходу в свет двух новых альбомов «Г.О.», «Солнцеворот» и «Невыносимая легкость бытия». О них «Лимонка» уже писала в одном из последних номеров.

Уже за полтора часа до качала у входа во Дворец спорта «Крылья Советов», где и проходил концерт, собралась толпа фанатов. Егора Летова. Несмотря на дороговизну билетов (60 000 рублей) народу пришло немало. Те же, у кого денег не было, пытались «стрельнуть» у прохожих или же донимали охрану просьбами пропустить их на халяву. Пиво, водка и прочие горячительные напитки лились рекой. Причем, панки и скинхэды дружно бухали и угорали вместе, а не били друг другу морды, как это часто, к сожалению, случается.

Концерт начался отличной советской песней «И вновь продолжается бой». Потом были вещи из новых и старых альбомов «Гражданской обороны», а также несколько летовских версий песен Черного Лукича и Ромыча Неумоева. Фэны рубились на полную катушку, некоторых секьюрити даже выводила из зала. Девки в угаре прыгали на сцену, осыпали Летова поцелуями и, спасаясь от цепких рук охранников, ныряли обратно в толпу. Короче, все прошло как надо.

После концерта состоялась пресс-конференция, на которой Егор Летов ответил на многочисленные вопросы журналистов.

— Егор, как тебе Москва!

— Ну, как сказать? Она все меньше и меньше похожа на Москву, которую я знаю. Я здесь жил с 1982 по 1983 год, вот с этим и могу сравнивать... Я сегодня впервые в жизни заблудился в центре города по причине «облицованности». Есть такой сленг московский. «Облицована» Москва вся: какие-то рекламы, какие-то вертушки... Город стал не похож на себя. Все перерыто, строят какие-то особняки для «новых русских» и т. д.

— Егор, ты чувствуешь, что твое творчество, твоя жизнь на что-то влияют, что-то изменяют вокруг?

— Нельзя относиться к тому, что ты делаешь, так: вот сейчас возьму, сделаю, и это на что-то повлияет. Надо делать то, что хочется. Вернее, то, чем ты являешься, что в тебе сидит. И тогда оно на что-то влияет. Но когда об этом начинаешь думать умозрительно, то ничего не будет. Наша группа сейчас работает и живет на уровне, так сказать, максимальной открытости: вне каких-то моральных, духовных, логических, культурных, политических контекстов.

— Даже вне политического контекста?

— Нет, ну какой-то политический контекст присутствует.

— Скажи конкретно?

— Скажем так: есть радуга, а есть черно-белое. Мы воюем с черно-белыми, а мы цветастые, разноцветные.

— Егор, раньше ты четко определял свои политические симпатии. Прошлым летом, например, ты поддержал Зюганова. Сейчас ты поддерживаешь какую-то определенную политическую силу?

— Ну, Лукашенко поддерживаем.

— Недавно ты сказал, что собираешься всерьез заняться политикой. Что это значит?

— Значит, что наконец-то кончились словеса. Начались дела. О делах обычно не говорят.

— Егор, что для тебя Родина?

— Для меня Родина — это Советский Союз. Я советский человек, родился в Советском Союзе, я уже много и неоднократно об этом говорил.

— Что ты думаешь о Лукашенко?

— Это единственный политик в настоящее время, который чего-то стоит, который имеет реальный вес, который реально может прийти к власти.

— На всей территории?

— Да, конечно.

— Егор, как ты считаешь, почему сейчас в либеральной прессе практически нет никаких упоминаний о «Гражданской обороне», как будто она умерла? Ни в газетах, ни на телевидении...

— Ну и слава Богу. Тут все понятно. Сейчас идет война между средствами массовой информации и обществом, народом. И война эта началась еще во времена Советской власти.

— У тебя есть такая песня «Афганский синдром»...

— Это не моя песня, а Ромыча Неумоева.

— Да, но очень хороша она именно в твоем исполнении. Как ты считаешь, она сейчас, после войны в Чечне, еще более актуальна?

— Мне кажется, нет. Честно говоря, мне за эту песню стыдно, и сейчас я бы ее петь не стал.

— Ты считаешь, что наши солдаты в Чечне знали, за что умирали?

— Да. У меня очень много друзей, знакомых, которые там воевали. И у них совсем нет никакого «синдрома». Люди приехали спокойные, сильные.

— Егор, как сейчас обстоит дело с «Русским Прорывом»? Будут ли в ближайшее время какие-то акции в рамках этого движения?

— Не знаю. Если говорить о ближайшем будущем, то не знаю. Я могу точно сказать: сегодня у нас был, так сказать, последний концерт сезона, и мы все разъезжаемся кто куда: на Байкал, в горы, на Алтай, будем думать, собираться... У нас сейчас новый состав, новая программа, новые идеи. То есть у нас новый проект: мы собираемся изменить все вплоть до имиджа. Хватит топтаться на месте.

— Раньше, в 80-е годы, например, ты не питал особой симпатии к Советской власти. Когда изменилось твое отношение к этому вопросу?

— Я не Советской власти вредил, а системе подавления. Тогда это была, условно говоря, Советская власть, а могла и иначе называться. Могут меняться названия, внешние формы, но Система не меняется. И сейчас мы выступаем не за ту Советскую власть, против которой мы боролись, а за то, ради чего была совершена революция 1917 года. Это совсем другие вещи.

— В каком году тебе стало окончательно ясно, что новая Система — это продолжение старой?

— В 1991 году, когда я посмотрел на митинг Ельцина и увидел там совершенно безобразную карикатуру на Горбачева, в виде задницы, которую демонстрировали по телевизору. Я понял, что времена остались те же самые. И вообще, почему я выступаю, скажем, за Советскую власть? Потому что мне есть, с чем сравнивать. Я выступаю на стороне порядка. Там порядка было больше, порядка в гуманном, человечном смысле. Было не страшно по улицам ходить. Это не только идеология. Это гораздо шире и глубоко, чем идеология.

— Что для тебя русский народ?

— Трудно сказать. Русский народ — это и Ельцин, это и Иван Грозный... Для меня русский народ — это все. Это и подонки, это и гении.

— Как ты сейчас относишься к Национал-большевистской партии? Не собираешься ли ты вновь сотрудничать с НБП, печататься в «Лимонке», например?

— Печататься? Можно. Я читал последние номера, прочитал, наверное, номеров 15 последних. Мне понравилось. Газета серьезная стала. Хотел бы встретиться с Лимоновым, поговорить, обсудить все.

Изображения