«У НАС ТВОРЧЕСТВО ОЧЕНЬ ОБИЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР НОСИТ ДЛЯ ОКРУЖАЮЩИХ»
интервью с Егором Летовым в Караганде (октябрь 1996)

«Boney M.» будем играть.

Ты в Казахстане в первый раз же, да?
— Да.

А так, в принципе, всю страну объездил же?
— Ну, не всю. В Грузии, Армении не был.

Как вообще отличия заметны между Россией и Казахстаном на первый взгляд?
Заметно, конечно. Вот, холодно у вас. Света нет, не топят (смеётся). По большому счёту разницы большой между Омском и Карагандой не почувствовал. Город очень похож, люди такие же.

Не, тут народ позлее.
— Да? Не ощутил такого.

Как концерт вообще? Понравилось?
— Концерт понравился. А реклама была безобразной, конечно. Афишка чего стоит... Непонятно, чем отличается первый концерт от второго, кроме цены. При этом подразумевается, что я и на первом концерте должен быть. Народ видимо пришел, понял, что меня не будет, и не пошел на второй. То есть, то, что касается афиши и рекламы, не знаю, это идиотизм.

Вообще во всех же городах, что касается рекламы, случается...
— Нет. Впервые такое случилось. Реклама, наоборот, всегда обычно даётся, большие афиши пишутся. Ну, у нас всегда бывает, как сказать... Что залы не вмещают народ, начинаются драки с ментами, с охраной. Концерты сопровождаются скандалами. Разносят фойе обычно. Поэтому я несколько удивлён, что хороший концерт, в общем-то... Весёлый, спокойный.

Как новый альбом называется?
— Я человек суеверный, пока новый альбом не вышел, ничего обычно не говорю, потому что, если начнёшь перехваливать, то...

Работали долго, концертов-то давно не было...
— Да, концерты мы всегда даём. Альбомов не было. Мы редко пишемся. Вернее, как сказать... Если раньше мог в год семь альбомов сочинить, то теперь повысилась ответственность. То есть, цена слова стала очень высока. Если раньше мог десять песен сочинить, из которых семь — говно, а три — ничё, а одна вообще хорошая, то теперь я сочиняю такие как бы «золотые» вещи, где каждая нота отработана и т.д. Альбомы записаны беспрецедентно, как мне кажется, не то, что у нас, а вообще в истории рока... Там вообще ни одной трезвой ноты нет. Они, конечно, сыграны хорошо, но весь альбом писался под стимуляторами — наркотиками, алкоголем, чем-то ещё. Доводили себя до состояния максимальной искренности. Каждая нота «кровью выстрадана», просто на всю катушку сделана. И из-за чего у нас здоровье очень подсело. Мы полтора года сидели на стимуляторах и писались практически каждый день. В результате я очень сильно здоровье подорвал, чудовищно просто.

То есть, работа уже к концу подошла?
— Нам осталось свести только. То есть, мы записали. И там одну песню осталось записать — песня «Наши» такая. Она должна быть записана вообще зараз. То есть нужно вообще нажраться/напиться и просто — хоп! — в один присест это сделать. Ну, неделю осталось работать, и через месяц они появятся. Всё будет, на виниле, на кадэшках. На виниле в Германии, а всё остальное у нас.

Альбом уже как бы политический?
— Нет, не политический. Не, ну там есть песни определённого свойства. Это «Родина», допустим. Не, в некотором смысле у нас всё политическое, всё, что мы делаем. «Пой, революция!» песня есть. Я вообще считаю, что политика — это всё. То, что мы сейчас делаем — это политика, не-политики не бывает. Политика — это непосредственное отношение к реальности.

Как тебе сейчас нынешняя политика? (С провалом выборов недавно, раскол там теперь пошёл у коммунистов).
— Сейчас-то? Ой, долго могу говорить... То, что раскол у коммунистов, это вообще смешно. Проиграли мы, такое ощущение. Я поддерживаю точку зрения Зиновьева. У меня имперский подход. Я считаю, что национализма есть два. Один — по нации, гитлеровский фашистский, тут баркашовский дурной. И национализм по территории. Я — советский националист. Считаю, что все народы, которые живут на территории СССР — это мой народ! Один такой великий народ общий, там все вообще: и грузины, и армяне, вообще все. Чечены, конечно... в голове хочется почесать (смеётся). Сейчас, собственно говоря, мы просрали ситуацию полностью, ситуация напоминает какой-нибудь 43-й год.

Ну, а выход вообще возможен?
— Ну, выход находился тогда, когда нам давали пиздюлей страшнейших, когда было совсем невмоготу. К примеру, когда мы довели до Сталинграда фашистов (при этом в плен миллионами сдавались там и т. д.), неожиданно народ озверел. То есть, когда стоит вопрос о выживании нации, выживании народа, неожиданно — хлоп! — как дали там! Такое ощущение, что сейчас этого нету, я не знаю, почему даже. У меня, честно говоря, надежда на политический исход положительный отсутствует. Я думаю, что это хорошо, потому что когда у всех надежда закончится, полностью иссякнет, вот тогда народ как даст! Вот тогда всё и полетит к чёртовой матери. А до этого я что-то... не знаю... Народу не платят зарплату, народ вялотекущее какое-то состояние поимел... ходит и ничё — делай, что хочешь. После 93-го года то, что было в Москве, я считаю, что, либо мы совсем сломались, прекратили существование как нация, как народность. Потому что у народа должна быть определённая гордость, зависть, злость. А после этого, такое ощущение, что изнасиловали просто и все как опущенные ходят. Ну, есть определённая группа людей, которых я уважаю — это анпиловцы. Единственные из оппозиции, которые настоящие, которые дают пиздюлей в Москве ОМОНу. Я видел, как это было! Они смяли их на мосту, ОМОН побежал, побросал щиты эти в ужасе (смеётся). К сожалению, это поколение пожилое, они вымрут через 5 лет и всё. А молодёжь же у нас, я не знаю... говно вообще.

Ну, в Москве же занимаются молодёжью... там... лимоновцы...
— Не, ну лимоновцы — это курьез, по-моему. И партия его — курьёз, курьёзные дела. Их там ходит 20 человек сумасшедших (смеётся), вообще дураков каких-то. Их куда Лимонов поведёт, туда и идут. Это же партия вождизма. Лимонов — «Вот я какой! Все за мной!». То же самое баркашовцы, но они отдельный вопрос... странная очень партия, если это можно партией назвать. Это организация провокаторов профессиональных, по крайней мере, у меня такое ощущение. Все остальные — уже не партии, какие-то мелкие группировочки националистические, причем их штук 200 уже. Они съезд в Ленинграде проводили, там «русские», «национал-большевистские», «радикально-национальные»... Как вот у Жарикова партия была — СДК. Ну что это за партия? Семь человек...

А, кстати, что сейчас с Жариковым? Совсем не слышно, пропал из политики, из музыки.
— Не знаю, давно его не видел. А вообще мы с ним встречаемся, у нас хорошие отношения, дружеские. Он напрасно от Жириновского ушёл, и Жирик напрасно с ним расстался — у них был тандем роскошный. Он же Жириновскому имидж сделал... речи там, статьи за него писал. Я знаю, что он издаёт какой-то журнал самиздатский националистический, «Атака», по-моему, ебанутый такой. Там совершенно оголтелые статьи антисемитского свойства — «Бей жидов!» там, такие вот. А больше я ничего не знаю.

А молодёжь...
— У нас была попытка. Мы создали такое движение мифическое — «Русский прорыв». Мы дали акцию в Москве. Это «Инструкция по выживанию», я там, Манагера подключили. Сейчас Лукич там. Надо сказать, что кто был, то и есть — четыре группы... ну, три — Манагер — это полугруппа..

А сейчас, как считаешь, в бывшем Советском Союзе рок-движения нету?
— Не. Рока вообще нет уже давно, уже лет двадцать, во всём мире. Как шестидесятые года закончились, могу сказать, что рока больше и не было никакого. Но были какие-то попытки реанимации, печальные, типа там «Sex Pistols» каких-нибудь. Всё было сыграно в шестидесятых годах. Рок-движение имело смысл, когда ставилась задача революции. Вот были рок-революции, были хиппи, панки в то время уже были. Панк был такой, который нам и не снился. У меня дома огромная коллекция гаражного панка 60-х годов. Те же «Soniсs»... всяким «Exploited» срать да срать. Теперь стало модным, стало ясно, что тогда был гаражный панк. Они издаются огромными сериями роскошными. Тогда люди верили... они проиграли. Но если один раз проиграл, то ты больше не поднимаешься. Как мячик об пол ударить, он прыгнул и ниже-ниже-ниже, и всё. Сейчас вообще считаю, что рока нету. Мы какие-то последние могикане. Но то, что мы делаем, это не рок, это из области ритуала какого-то. Всё что мы делаем — политика, музыка, наши заявления, может даже это интервью — это из области... показать, что ещё можно жить, можно стоять на ногах среди этого всего. Но это не из области Победы. Потому что Победа — она общая. А это из области выживания, из области ритуала, когда ты уже знаешь что проиграл полностью, но при этом ведёшь себя так, как будто ты победитель. Я человек такой безнадёжный, но мы показываем как надо вести себя в такой ситуации... в политике, не в политике, вообще. То есть, это сопротивление. Но... надо сказать, что сопротивление безнадёжное. Я не верю, что мы победим.
Создавали мы этот «Русский прорыв», но никто к нам не присоединился, никого интересного мы так и не нашли, никаких революций не случилось, все кто были — такие же как и мы (как анпиловцы) — они все проиграли. Сейчас «Трудовая Россия» распалась, они там друг другу морды бьют — по телевизору показывали. Ну, это вообще уже из области комизма. Сейчас ситуация либо напоминает Цусиму, либо это вообще конец уже. Гумилёв — он считал ошибочным — что революция это антипассионарии/субпассионарии, а это были как раз те самые пассионарные люди, самые вдохновенные. Сейчас нужно войну какую-то, либо народ нужно довести до состояния чудовищного, когда он вообще начнёт загинаться, вот тогда начнут ларьки громить, вот тогда начнётся естественная революция, стихийная. А сейчас стихийности нет. Нужна какая-то идеология, видимо национальная всё-таки, не коммунистическая, потому что коммунизм сейчас из области христианства, потому что народ настолько изговнился, провонял самим собой, что такие вещи не работают.

А какие фильмы снимать хотите?
— Ой, у нас огромное количество идей! Мы даже хотели типа во ВГИК поступать.
Анна Волкова: Да, Кузьма хотел. Туда никогда не поздно, и в 40 лет примут.
— Скорее всего, то, что мы будем в ближайшее время, это с роком вообще не связано. Мы с Кузьмой хотим детектив написать — триллер, причем вкусно так написать, в один присест. Мы вдвоём очень хорошо с Кузьмой работаем, когда собираемся... просто как братья Стругацкие. Просто за живот держимся. Статьи писали вдвоём... «Апрельские тезисы» какая была статья роскошная! Но, когда мы вместе, у нас творчество очень обильный характер носит для окружающих (общий смех). Коммунизмы все таким образом записаны. Кстати, у нас вот «Коммунизмы» будут. Хотим много записать, после того вот, как сейчас запишем. Как минимум четыре альбома будет: это «Коммунизм», альбом Нюрыча, альбом Лукича, и альбом советских песен. А, и пятый, — мы хотели иностранных песен спеть. Первая будет «Ma Baker» лютая совершенно.

А Лукича записываете уже?
— Ну, он, во всяком случае, хотел. Сказал, что хочет с нами записаться, когда в последний раз встречались. У него состав есть какой-то.

Он же в последнее время много записывался.
— Да, но всё как-то неудачно. «Девочка и рысь» — альбом просто гениальный, считаю, что отличнейший просто.

Который с Каргаполовым?
— Да. Наш такой знакомый старый.
Анна Волкова: Сначала не понравилось, а потом прислушались...
— Он вкусный очень получился, страшно вкусный. А вообще Лукича нужно не так писать. Мы как продюсеры — очень хорошие, без ложной скромности скажу. Его нужно писать очень жестко, потому что он человек как бы мягкий, и когда мягкость на мягкость накладывается, она даёт приторность такую определённую. Когда мы в 88-м году писались, я считаю, что было то, что надо. Только магнитофон был поломанный совершенно. Мы писались три дня, и аппаратура вся вылетела. У нас постоянно летит. Огромные деньги постоянно тратятся на починку аппаратуры. Так оно всё работает, а как только начинаем писать, то сразу всё вылетает, усилители горят, страшный фатум преследует какой-то... просто всё ломается, свет вырубается. Соседи начинают в ментовку звонить, что громко. И когда мы начали писать, неожиданно треснула головка стеклоферритовая, и негде было взять другую. Более того, магнитофон был не наш, пришлось писать, как есть. Поэтому он записан крайне плохо, блин. Второй магнитофон, на который писали, тоже полетел, и стал завалы давать чудовищные. Гитара не строила тоже, порожек там, что ль, вылетел, или колки, не помню уже. Но ничё, мы записали в принципе. Он получился, в этом плане, вкусным таким. Получился альбом хороший: песни мягкие, добрые, красивые, которые сыграны очень грязно.
Я того же самого добивался, когда Янку писали. Половину они вообще сами без меня писали, я в другой комнате сидел. Сами выстраивали звук, с Зеленским.
Коммунизмы... Не знаю как получится, но видимо ожидается новая серия, как в 89-м году, когда мы штук девять записали за год.
Хотели мы записать альбом типа Ministry, для этого электронные барабаны купили, лежат у нас в чемоданах. Альбом этот хочется лютый, истошный совершенно. С Манагером хотели записаться, но не знаю, стоит ли или нет сейчас. Манагера нужно очень сильно травой накурить, у него тогда просыпается красноречие, причем такое красивое! Такие вещи начинает выдавать, что вощще! Как-то накурили-напоили его, он как пошел стихами говорить... что-то: «и окна лопались как пузыри на теле...». А в трезвом виде он такой серьёзный, насупленный, сидит, текста эти свои пишет. Группа его — «Родина» — я считаю вообще говно, таким пафосом отдаёт.
В Тюмени он писал, там такой серьёзный стал, что все маты выбросил. Он зверски православный, православие так и прёт. И в некий момент он решил, что маты могут оскорбить православный слух. «Кругом одни менты...» — и вместо «мудаки» — «воры» спел. Я ему говорил потом, что надо было петь иначе, не останавливаться на полдороги, что кругом одни милиционеры, один помыкает другим, и это не наша радость (смеётся).
Там глупости половина, но иногда такие вещи получаются у него! Назвался он максимально несвойственно — «Родина». У него много названий. До этого хотел назваться «Ужас в коробочке с калом», «Опиздотий Колобок», были «Медвежий ворс» и «Снежные барсы». Песню он сочинил, что-то там: «Мы Ельцина в лесу нашли, под ёлкой наш герой...» (смеются). Хочется такой альбом весёлый с ним записать.
Коммунизм будет дикий один, типа Ministry, именно техно-гараж, техно-рэйв такой. Отдельным альбомом хотели техно записать, но это нужно семплер их, всю эту хуйню, на чём они балакают.
Все Коммунизмы писались за один день, насколько я помню, максимум 2-3 дня. Ну, это — собраться, из квартиры не выходя, затариться там водкой, травой, и как начать! ... Самый лучший, конечно, «Солдатский сон» у нас получился в этом смысле. Мы записали его часа за четыре... Мы дембельский альбом нашли. Причём, там казах какой-то, т. е. человек, который, по-моему, вообще по-русски говорить не мог. И там такие каракули, и писал... но очень так старательно всё выписывал, записная книжка такая. Там такие орфографические ошибки! Он «юность» почему-то вообще вне кавычек не представлял понятие: «солдат отдаёт тебе „юность“» (в кавычках). Он к нам как попал, нас такой смех прошиб. Хорошо был Джефф. Неожиданно оказалось, что эти песни все известные. Там строчек не хватало, слов не хватало... Ну, мы когда просмеялись (я просто за сердце держался), очень быстро записали. Он хороший получился, вообще отличный.
Мы собираем, если кадэшка выйдет, оформить прям страницами, надо сфотографировать каждую страницу. Он хороший альбом сочинился.
И «Лет Ит Би» также сочинился. Приехал Сур, тут же возникла идея. Стали мы очень быстро копать в голове дворовые песни, подзаборные всякие. «Фантом» там... оказалось «Фантом» не весь, куплетов двадцать, что ль, Кузьма потом нашел, бесконечная песня какая-то. Мы сколько вспомнили, столько и спели. Неожиданно вот оказалось, что Малежика песня одна.

А «Коммунизмы» будете писать в каком составе?
— Вдвоём. Ну, втроём, Нюрыч скрипачкой будет. Кузьма сейчас в основном клавишник, а я гитарист — такой тандем.
Анна Волкова: По необходимости все на всём немного могут.
— Я на клавишных вообще не могу. Ну, плохо могу сыграть. Даже где-то играл в «Движение вселенское сие»... или эта вещь в «Трам-та-ра-рам» вошла, которая первоначально для «Сто лет одиночества» была писана. Она в оригинале минут сорок продолжалась. Меня сначала чих пробрал, а Кузьма хохочет, а потом я чихнул так, что микрофон упал (смеётся). Потом я что-то на клавишах изображал, а потом ноту какую-то взял... и уснул. Меня Кузьма пробудил. Он думал будить — не будить, и это всё на записи потом послушали, хохотали минут десять.
Кстати, «Сто лет одиночества» собираемся наконец издать полностью. Это будет тройник «Передозировка». Мы пока писали, было много песен, материалов, курьёзов, которые из окончательной версии повыкинули. И решили собрать все фотографии наши, где мы лежим в разной степени отруба, и собираемся ими сопроводить. Такой смешной будет альбомчик.
Мы пили тогда, мягко говоря. Я LSD тогда занимался профессионально, упёрто. То есть, «Сто лет одиночества» полностью психоделический альбом, LSD навеянный.
Хотим вставить туда версии песен, которые в оригинал не вошли, потому что самые лучшие версии, они были, мягко говоря, нетрезвые, но это были самые живые версии... например, «Зря вы это всё», там плэйбэк не строил, а она самая лучшая версия была, чудовищная совершенно, вощще кошмар! В альбоме уже где-то третьи дубли, в основном, как бы уже цивилизованные такие. «Передозировку» играли где-то сорок дублей. Я голос сорвал, и переписывали-переписывали-переписывали. И «Об отшествии» версия хорошая была, и «Сто лет одиночества» хорошая версия стиха была с вибрафоном.
Вот такой альбом собираемся издать. Планов вообще много. Английский альбом будет, там «Boney M.» будем играть.

А это всё осуществится в плане выпуска на компакт-дисках?
— Да, конечно. Зальник ещё будет большой «10 лет ГО». Колесов этим занимается. Можно сказать, что это наша фирма. Они просто бедные покамест, надо им подняться. Если они поднимутся, если их не задавят, то это будет ГрОб-Records настоящий. Будем выпускать то, что интересно... Лукича, например. Я бы «ДК» выпустил всё раннее с удовольствием. Их, кстати, до сих пор не издаёт нормально никто непонятно почему. Они же дико популярны, в Москве вообще культовая группа. У нас вообще была идея с «ДК» записаться, но Жариков что-то: «Ой, музыка дело молодёжное, я ей теперь не занимаюсь. Я теперь политик». Ну, с Морозовым можно было конечно записаться, но без Жарикова это не «ДК», это «Весёлые картинки», всякое говно. Им чего-то не хватает, причем самого цимуса такого. Они пытались, все эти старые песни пели, но не то, чего-то не хватает...

У тебя брат же в «ДК» играл?
— Да. Ну, как играл... он не член группы. «ДМБ-85» у них роскошный был альбом, но опять же, Жарикову благодаря. Вот там он играл.
Мы всё никак с ним не можем, каждый раз всё планируем-планируем. Никак не получается.
Мы уже в этом альбоме хотели задействовать духовые.

В газете писали, что он юбилей праздновал, 40-летие, в каком-то клубе. Джазовые авангардисты участвовали.
— Да? Странно. Мне 32, он меня на семь лет старше. Интересно... помню, что на семь лет. Значит мне 33 уже. Я что-то всё никак не помню все эти дни рождения, всякие даты. У меня с этим плохо.

А Фирсов сейчас чем занимается? Кассеты выпускает?
— Он записывал домашние всякие... «Русское поле экспериментА». Это мы дома сидели у него с Янкой, в течение двух дней... «Русский прорыв», да, он писал. Там фирма, они выпускают бутлеги в основном, концерты, редкости, то есть то, что альбомами не является. Сейчас вот Кузьму издаст. «Движение вселенское сие» — это вообще не альбом, это что-то такое, чего не было в помине. Но только они его почему-то записали на какой-то скорости, 7-ой, что ль, очень медленно играет. Он раза в полтора быстрее...

Подготовка текста для сайта: Дмитрий Сотников