КАК ПЛАТИЛ НЕЗНАЙКА ЗА СВОИ??? (ВОПРОСЫ)

Визит Егора Летова, групп РОДИНА и ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ на берега Невы был окутан ореолом таинственности. Несмотря на расклеенные по городу афиши, ни в питерской прессе, ни по радио о концертах не прозвучало ни слова. Секрет объяснялся просто: накануне, во время программы “А”, в прямом эфире, Летов лично подтвердил свою новую политическую позицию, о которой ранее ходили смутные слухи, на основе публикаций в газете “День”. “Мы сражаемся на стороне солнечных сил, против сил мрака, смерти и сатанизма”, — заявил Летов. На практике это означает поддержку так называемых национально-патриотических сил и коммунистической идеологии, борьбе с коей Егор, казалось, отдал не один год жизни, да еще сильно пострадал при этом. Как бы то ни было, вклад Летова в отечественную рок-культуру столь значителен, что он имеет право, как минимум, изложить свою точку зрения.

Этому и было посвящено интервью, которое сотрудники “ROCK FUZZа” взяли 2 июня 1994 года во Дворце молодежи накануне концертов, прошедших под девизом “Акция: Русский прорыв”.

ROCK FUZZ: Егор, в С.-Петербурге ты не был с 1989 года. Что за эти пять лет произошло с тобой, что изменилось?

ЕГОР ЛЕТОВ: Самые главные вехи — это, наверное, август ’91 года, когда тот самый демократический миф, которым мы все болели, воплотился в реальность.

Всем сразу стало ясно, что такое демократия — и какая она есть на Западе, и воплощенная у нас. Это раз. Во-вторых, смерть Янки. Третье — события октября ’93 года. Вот три главные вехи.

RF: А где ты сам был в августе ’91-го?

ЛЕТОВ: Я был дома и не участвовал во всем этом безобразии. Честно говоря, двойственная была ситуация. То есть, с одной стороны все наши были на защите Белого Дома. С другой стороны, уже было ясно, чем это все чревато... Уже на митингах стало очевидно, что их будущий триумф будет носить характер столь грязный, что поддерживать это движение для меня было, по меньшей мере, сомнительно. Впоследствии оказалось, что я был прав. Демократия — это строй, в котором нивелируются все ценности. Ведь свобода тогда чего-то стоит, когда за нее нужно платить. В принципе, любая вещь на Земле оценивается жертвами, которые ты решаешься принести для ее реализации. И, наверное, самая минимальная жертва — это твоя личная смерть, потому что дальше идут жертвы чужие. Значит нужно брать ответственность за чужие смерти, чужие жизни в свои собственные руки.

RF: Кажется, мы и так уже слишком дорого заплатили.

ЛЕТОВ: За что?

RF: За социальные эксперименты.

ЛЕТОВ: Ну, какие там эксперименты... Не было их. Был совершенно естественный процесс построения российским народом истинной российской государственности. Все, что было — коммунизм — это не эксперименты, это вытекало из православия, из нашей мессианской культуры.

RF: Если уж на то пошло, то веди коммунизм, марксизм — это западная идея.

ЛЕТОВ: Как экономическая идея — да. Но в этом смысле она у нас так и не была воплощена. Идеи Карла Маркса реализовались именно на Западе: принцип “кто не работает, тот не ест” и так далее. У нас же коммунизм всегда имел характер православный, основанный на общинной культуре.

RF: Не кажется ли тебе, что общинность — это первая фаза развития индивидуального? Вот на Западе такую фазу прошли, и теперь развивают культуру индивидуального...

ЛЕТОВ: А индивидуальной культуры быть не может. Потому что индивидуальными могут быть только рождение или смерть. Все ценности, если они чего-то стоят, — надличностные, надэгоистичные. Все, что носит характер эгоистический, — даже по христианским понятиям — является сатанинским, ибо несет отчуждение.

RF: Если, например, взять западный протестантизм, то у них Бог вознаграждает на Земле, то есть успех земных дел, преуспевание — это знак благости Божьей, которую человек снискал своим индивидуальным трудом.

ЛЕТОВ: Во-первых, нужно сразу разделить, что есть Земля, а что есть небо. Князь Мира сего — известно кто. А царство Божие, оно не от мира сего. Поэтому на Земле, если кто за что и вознаграждает, то уж никак не Бог. А что касается построения коммунизма — так это было невиданной доселе, героической попыткой построить Царство Божие на Земле. И я думаю, она не провалилась, ведь самый факт того, что это однажды удалось в ’17 году — знак, что это может удаться и в будущем. У нас все изначально носило характер православный, христианский. И революция имела, в первую очередь, характер мистический, метафизический. Когда произошла революция, крестьяне отдельных деревень думали, что смерти больше не будет. И когда кто-то у них однажды помер, они поняли: что-то здесь не то. То есть революция для них имела характер религиозный, и именно поэтому — они тогда и победили!

 

КТО СОЗДАЛ АМЕРИКУ

ЛЕТОВ: То, что сейчас происходит, это, видимо, второй виток революции. И я думаю, что мы и сейчас победим. А если сейчас не удастся, то победят наши наследники. Этот процесс начался, и он необратим. Поэтому весь мир на нас смотрит, все живые народы молятся на нас, потому что только отсюда придет освобождение.

RF: Какие народы?

ЛЕТОВ: Все. От Африки до Аляски.

RF: Это вопрос спорный. Скажем, американцам расставаться со своими ценностями вряд ли захочется, да и незачем...

ЛЕТОВ: Американцы не народ. Америка — это страна эмигрантов, которые покинули свою Родину, свою культуру... Они не создали своей Родины, это псевдонация, и у них псевдопатриотизм. Это кучка отбросов со всего мира, которые собрались вместе и построили Вавилон, чтобы обдирать окружающих и зарабатывать деньги.

RF: Зачем же называть людей отбросами?

ЛЕТОВ: Потому что они уехали со своей родной земли. Человек силен и жив только своей землей. Все песни мои складываются от того, что я хожу по своей земле и дышу этим воздухом.

RF: Но ведь Сибирь была завоевана русскими только в XVI веке — теми людьми, которые тоже уехали из своей страны, покорили местное население...

ЛЕТОВ: Да, это принцип империи.

RF: Значит, русские в Сибири — это тоже отбросы, как и эмигранты в Америке?

ЛЕТОВ: Русские не эмигрировали. Они приумножили территорию России, они не ехали куда-то в другие места, чтобы обосноваться ради каких-то своих эгоистических интересов, как это было в Америке. Россия изначально приумножала свою территорию. На чужой земле колонию организовать невозможно, все колонии закончились — и в Африке, и в Азии, везде. Потому что колония — это неживучая форма государственности. Народ живет только на своей земле, жив своей землей, своей культурой. А она у нас — такова, что к нам присоединились и будут присоединяться все окраинные народности.

 

РУССКОЕ ПОЛЕ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ

RF: Ты читал статью, которую написал о тебе С.Гурьев в “Музыкальном Олимпе” (январь 1994 г.)?

ЛЕТОВ: Да, видел, дурацкая статья.

RF: Какие у вас сейчас личные отношения?

ЛЕТОВ: Да, как ни странно, неплохие. Он приходил на наш концерт, который мы давали в Москве. Я ему высказал, что думал. Не нравится мне там его позиция. Ибо правда — одна. А Гурьев выступает с позиции относительной правды: с одной стороны это хорошо, с другой — плохо. Это позиция типичного интеллигента. А интеллигенция — это сейчас, кстати, самая ненавистная прослойка для нас, для нашего движения.

RF: Зачем же так? Егор, ты ведь и сам принадлежишь к интеллигенции!

ЛЕТОВ: Все идеи, идеалы интеллигенции для меня просто отвратительны. Можно ли Лимонова назвать интеллигентом?

RF: Можно. Интеллигент — это просто тот, кто занимается не физическим, а умственным трудом. Вот и все...

ЛЕТОВ: Хорошо, но тогда, значит, произошел явственный раскол в творческой интеллигенции. Есть демократическая, которая изначально была номенклатурной во времена брежневского режима, ибо была у кормушки... И есть патриотическая интеллигенция, которую сейчас представляем мы.

RF: Вот самый плюрализм и есть завоевание последних лет.

ЛЕТОВ: Не считаю это завоеванием.

RF: Почему?

ЛЕТОВ: Это, скорее, разложение...

RF: Прежде бы тебе не позволили вообще высказываться.

ЛЕТОВ: А мне не надо, чтобы мне что-то позволяли. Свобода — состояние внутреннее, а не внешнее. Это внутреннее ощущение человека — когда ты можешь себе позволить говорить и делать все, что ты хочешь. Если уж в ’85 году за мои слова меня в психушку сажали, Кузьму, нашего гитариста, на Байконур сослали — значит, стоило слово чего-то. Значит, живое было слово. И нас слушали, и понимали. Сейчас, в результате перестройки, понятие свободы слова у нас нивелировалось, как и на Западе, до положения болтовни. Произошла нивелировка всех ценностей. Это — ужас, это — состояние, какое предшествует глобальным природным катаклизмам — так было и перед потопом. Потому что природа за такие вещи жестоко карает. Когда дом горит, тут не до взаимных претензий — нужно всем объединяться и тушить пожар. Ситуация в стране такая, что нужно все силы положить, чтобы остановить процесс разложения, хаоса и смерти.

RF: К сожалению, мы, русские, не умеем учиться у истории — все время повторяем одни и те же ошибки...

ЛЕТОВ: А не надо у истории учиться, ее надо создавать. История — это пластилин, глина. Учиться у истории — это все равно, что двигаться по инерции. А жизнь из себя представляет движение вперед, за смерть. А ее бояться не надо, и крови тоже, потому что страдание — оно очищает. Просто так никогда ничего не бывает. Каждый получает ровно столько, сколько он заслуживает. Наша страна тоже заслужила то, что она сейчас имеет. Жесточайший урок, зубодробительный.

 

ДОСТОЕВСКИЙ ПИСАЛ СОВСЕМ О ДРУГОМ

RF: Как же так? Егор, вот ведь твой любимый писатель Достоевский в “Братьях Карамазовых” писал, что он отказывается строить грядущее счастье для всех на слезинке одного-единственного ребенка.

ЛЕТОВ: Достоевский много чего написал. Весь принцип его сочинений — это полифония персонажей, героев и мотивов. Он писал, что каждый герой абсолютно прав в своей правоте... Диапазон между адом и раем у него столь широк, поэтому я и считаю, что это писатель просто гениальный.

RF: Хорошо, а ты сам разделяешь воззрение, что нельзя строить общее счастье на слезинке ребенка?

ЛЕТОВ: Нет, не разделяю. Потому что свое счастье человечество строит на собственных слезах. Человечество в крови, несчастьях и страданиях создает невиданный храм...

RF: Но это — на своих слезах, а у Достоевского — слезы невинного дитяти!

ЛЕТОВ: Ну, есть хорошая фраза “Лес рубят — щепки летят”... Есть цели, которые выше, чем цели эгоистические и частные. Я готов брать на себя ответственность за чужие жизни, для того, чтобы через три-четыре поколения... Я считаю, что можно убить человека, чтобы десяти стало лучше.

RF: Возвращаясь к Достоевскому — так считал и Раскольников...

ЛЕТОВ: Ну, Раскольников все-таки оказался слабым... Необходимо брать на себя полную, великую ответственность. Вот ГКЧП в ’91-м году — совершеннейшая мразь, ибо они начали, но отказались расплачиваться. А есть закон — “взялся — ходи”!

RF: А Сталин?

ЛЕТОВ: Сталин построил, кстати, государство невиданной силы и красоты.

RF: С точки зрения православия, он построил сатанинское государство!

ЛЕТОВ: Нет, светлейшее, потому что народ был счастлив. Я могу судить по своему детству и воспоминаниям моих родителей. Это же был рай на Земле — люди всенародно праздновали свадьбы, не боялись выйти на улицу, как сейчас. Можно было зайти в любую квартиру и попросить все, что угодно, обратиться к любому человеку, как к товарищу... Это величайшая ценность. Такого на Земле не было никогда.

RF: Почему? Это патриархальные отношения, какие существовали, скажем, в XVII веке...

ЛЕТОВ: Почему же сейчас этого нет? Потому, что произошло уничтожение старых ценностей. Сейчас каждый сам по себе, кто способен — выплывает, остальные — тонут...

 

КТО ЗДЕСЬ САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ИНДИВИДУАЛИСТ

RF: Егор, все твое творчество можно воспринять как утверждение как раз индивидуалистических ценностей: “Я убил в себе государство” и так далее. Это — самоутверждение индивидуума, который ощущает себя достаточно духовно сильным, чтобы противопоставить себя массе, подавляющему тоталитарному гнету...

ЛЕТОВ: Почему массе? Почему тоталитарному гнету?

RF: Государство — как воплощение тоталитарной силы, основанной на слепой покорности массы. Это что-то внешнее по отношению ко мне...

ЛЕТОВ: Нет, это внутреннее состояние инерции смерти, это эгоизм. Так вот, для меня убить в себе государство — значит убить в себе “эго”. Тоталитарная сила — это эгоизм. Творчество — утверждение “я”, которое не является “эго”, но есть высшая ценность. “Я” — как народ, “я” — как мир, как Земля, как Вселенная.

RF: Но и ощущение себя частью космической силы — есть субъективное переживание. Один может сказать: “Я чувствую себя частью космоса”, и другой — тоже, и они при этом столкнутся, не поймут друг друга.

ЛЕТОВ: А третий говорит не “Я чувствую”, а “Мы чувствуем”. Мы — Солнце, мы — Земля, мы — небо, мы — деревья, мы — люди. Вот так-то. Вот я так рассуждаю. Когда я говорю “я”, для меня это и те, кто был у стен Белого Дома, и все наши. Это “я” можно начинать от Христа. “Я” — это революция ’17-го года, “я” — это Пугачев, Достоевский и так далее. Это единый фронт, который мы представляем собой. Единая энергия, единая сила, единое движение. Каждый — частный случай воплощения нас на этой Земле. Мы — медиумы, проводники этой энергии. Живуче лишь то, что имеет костяк — в государстве это религия, вера, культура. Страна наша на самом деле, не развалилась, все осталось по-прежнему, люди ездят куда хотят, живут и воюют на едином пространстве. Формально есть игры верхушки, каких-то местечковых националистов, но все это кончится очень скоро. Мы были недавно на Украине, нас там очень хорошо принимали, концерты прошли на “ура”... Мы много разговаривали с людьми — и на улицах, и в транспорте, я могу точно сказать: люди ждут только одного: когда произойдет объединение, потому что то, что мы сейчас имеем — это нонсенс какой-то...

RF: И каким путем произойдет эта новая революция? Насильственным?

ЛЕТОВ: Несомненно, насильственным, потому что буржуазия власть никогда не отдавала и не отдаст без крови...

RF: Разве у нас у власти буржуазия?

ЛЕТОВ: Да, потому что еще брежневский режим был у нас капиталистический, государственный капитализм, а никакой не социализм, там, не коммунизм. Народ до сих пор находится в заблуждении — кто, например, сейчас к власти пришел, в результате горбачевской перестройки. Но и то начинают понимать, насколько я вижу. Если к власти придем мы, будет несколько очень тяжелых лет, а потом будет диктатура пролетариата...

RF: Какой же нынче пролетариат?

ЛЕТОВ: Это — народ, люди, живущие на минимальную зарплату. Это — ребята, которые приходят на наши концерты.

RF: В фильме Алана Паркера “Стена” показана власть рок-музыки, исполнителя на сцене, над массами: рок объединяет людей в колонны, которые готовы разрушать, убивать. Таких людей можно использовать, чтобы привести к власти кого угодно.

ЛЕТОВ: Да, я согласен.

RF: Это хорошо или плохо?

ЛЕТОВ: Это не хорошо и не плохо. Это нормально.

RF: А если рок-исполнитель приведет к власти не того человека?

ЛЕТОВ: Это будет его вина. И отвечать за это придется ему. Вообще — к власти приходит не тот, кого направляют. К власти приходит народ, он выбирает какого-то своего представителя и ставит его у власти. Государство не стоит без иерархии, без определенного стеснения некоторых там... Тем более, такое государство, как наше, потому что наш народ изначально свободен. У нас сложилась необыкновенная языковая культура — такая, какой в мире не имеет ни один народ. Сама речь народа, его мышление носят характер искусства. Это поэзия. В результате человек изначально имеет столь неограниченную духовную свободу, что ежели он еще имеет свободу физическую, то начинаются анархия и хаос. Что и произошло при перестройке. Поэтому для того, чтобы государство определенным образом существовало, чтобы не допустить тотального разложения, нужна определенная жесткая схема — полицейской ее можно назвать или, там, иначе... Это просто специфика нашего народа, нации. И народ этого желает совершенно однозначно. Потому что сейчас уже везде говорят: когда же придет сильная рука? Когда же будет порядок наведен?

RF: Егор, тебе не кажется, что при “сильной руке” типа Сталина, тебя бы сразу же расстреляли: Потому что конкретно ты, твои песни — это голос личности незадавленной, свободной изнутри...

ЛЕТОВ: Я представляю собой не личность, а мой народ. И мы себе не принадлежим. Иначе, наверное, я бы в ’85-м просто испугался и перестал делать то, что делаю. Потому что было действительно страшно.

 

ПОЛИТИКА И ТВОРЧЕСТВО

RF: Не мешает ли политическая чехарда твоим творческим планам?

ЛЕТОВ: Нет, абсолютно. Более того, наоборот, помогает. Мы готовим новый альбом, он будет называться “Родина”.

RF: Есть ли у тебя песни, написанные с той позиции, которую ты сейчас не разделяешь?

ЛЕТОВ: Есть, множество. В чем была раньше наша задача? Когда еще при Брежневе мы начали воевать, у меня сомнений не было — бороться или нет. Но ради чего? Не ради демократии. Ради того, чтобы восторжествовали принципы равенства, братства, справедливости. Христианские принципы. У меня не было сомнений в том, что брежневский режим будет еще долго у власти — во всяком случае, на мой век хватит. И мы решили бить в самые болевые точки — попирая такие священные символы, как “Ленин”, “коммунизм” и т.д. Для того, чтобы все работало, нужно было делать все максимально эпатажно — и мы начали в самой жесткой форме — с матом, с ненастроенными гитарами... И это сработало в самую “десятку”...

RF: До сих пор срабатывает, будь уверен...

ЛЕТОВ: Я и сейчас считаю, что побеждает тот, кто игнорирует и чужие и свои собственные законы. Только так можно докричаться. Однако, теперь былой “антисоветизм” пребольно бьет по нам самим — своими последствиями.

RF: Тебе не кажется, что, что ты сейчас делаешь, как бы отрицает твое прежнее творчество?

ЛЕТОВ: Есть люди, которые играют по правилам, и есть те, кто попирает любые законы. Если уж совсем обобщать, то мы представляем собой определенную энергию... Мы все, включая наших фэнов, — люди, которые играют не по правилам, которые живут поперек. Это люди, которые могут позволить себе нечто такое, что не может обыватель — люди, готовые на подвиг, выражаясь патетически.

RF: Лев Гумилев, называвший таких людей пассионариями, писал, что такие быстро исчерпывают себя, не успевают пожать плоды своих действий...

ЛЕТОВ: А это не важно, кто плоды пожинает, каждому — свое. Я, например, не желаю плоды пожинать, мне это не интересно. Пусть этим кто-нибудь другой займется.

RF: Егор, но ведь раньше ты не пел напрямую “долой Брежнева”, например. А в нынешнем творчестве?..

ЛЕТОВ: Нет, конечно, лозунгов у меня и не было, и не будет. Я же сказал уже, что понимаю под самим собой. Я не являюсь автором. Автор — вообще один, быть может, два. У Достоевского, например, и у меня — один, так же как у Лимонова, у Генри Миллера, у Маяковского...

RF: А может случиться так, что лет через пять ты скажешь про сегодняшнее свое творчество то же, что сейчас говоришь о ранних песнях?

ЛЕТОВ: Я был молодой и использовал те символы, которые сегодня использовать бы не стал. Мне уже тридцатник. Теперь я знаю цену слова: сейчас мы пожинаем плоды прежней безответственности — например, даже и ваши вопросы об этом говорят. Вот Роман Неумоев, у него была песня “Никто не хочет бить собак”. Там была строчка: “Я подамся в жиды, педерасты, поэты, монахи — все, что угодно, лишь бы не нравится вам”. Сейчас он спел на концерте в Москве: “Я подамся в попы, коммунисты, фашисты, казаки...”

RF: Тебе не кажется, что это — продолжение старой линии: “При любом режиме я — анархист”?

ЛЕТОВ: Может быть, потому что любой режим как воплощение эволюции — он всегда ущербен, через некоторое время он перерастает в свою противоположность, как это произошло с брежневским режимом. Но это не страшно.

RF: Ты не думаешь, что на твоем энтузиазме, горбе, к власти могут приехать какие-нибудь карьеристы?

ЛЕТОВ: Конечно, могут. Но это не важно. Ведь главное — ради чего все? Чтобы произошло торжество Правды. Например, то, что Христос имел в виду, не воплотилось в современном христианстве. Все, что угодно, может произойти... Но важно, что — вот раз не удалось, два не удалось, три... Это не значит, что не нужно пытаться — на сотый раз все удастся. Есть хорошая цитата Мао Цзе Дуна: “Нужно сто раз проиграть, чтобы единожды победить”. Так оно и будет.

 

КИШКА ЭЛЕКТРИЧКИ, ЗАПАДНОБЕРЛИНСКИЕ СПИЧКИ

RF: Красивая у тебя гитара, вся в наклейках — расскажи про нее...

ЛЕТОВ: Ну, она у меня уже года четыре... Это просто видоизмененная “Музима”, старая немецкая гитара, вот и все... Я воспитан на музыке 60-х, до сих пор ее слушаю — и советскую эстраду в том числе. Мне эта эстетика близка, поэтому и гитара такая.

RF: Твои музыкальные пристрастия? Сегодня, например, в нашем городе еще Джон Маклафлин выступает — не хотел бы послушать?

ЛЕТОВ: Ну, джаз-рок — это вообще не музыка: это недо-джаз и недо-рок. И не Чарли Паркер, и не Колтрейн, и не мы, естественно — какая-то полукабацкая эстрадная музыка, которую играет белый человек. А белый вообще не может джаз играть...

RF: Как ты относишься к творчеству брата?

ЛЕТОВ: Очень хорошо, у нас с братом вообще по всем статьям полный консенсус, и в политическом смысле, в основном, тоже. Его, к сожалению, не было в Москве во время наших концертов, но он, возможно будет записываться на нашей следующей пластинке.

RF: Егор, ты сказал, что тебе не нравится ничего из того, что есть сейчас в отечественном роке. НО, помнится, раньше ты хвалил то, что делал Дмитрий Ревякин...

ЛЕТОВ: Сейчас с ним что-то произошло, после его болезни. Человек изменился, и, похоже, необратимо.

RF: Тебе не нравятся его эксперименты со словом, в духе Хлебникова?

ЛЕТОВ: У Хлебникова это все красиво и работает, а у Ревякина нет. Хлебников понятен. Поэзия должна быть понятна, ясна.

RF: А Крученых тебе, например, понятен? Нравится его “заумь”?

ЛЕТОВ: Очень нравится. У заумников такой принцип был, что поэзия должна работать на подсознательном уровне, фонетическом... Образ должен быть — как журчание ручья, как птичье пение...

RF: А Ревякин — не как птица поет?

ЛЕТОВ: Нет, отнюдь. Он поет как Дмитрий — как его по отчеству? — Батькович Ревякин, который крайне сумбурно и суетливо навалил зачем-то кучу малозначительных, непрожитых слов. Я имею в виду его последние, недавние опусы.

RF: На какой музыке ты сам вырос?

ЛЕТОВ: Это американский гаражный панк 60-х... Мне нравятся такие, например, группы, как МОНКС или СОНИКС.

RF: А из современных групп кто-нибудь нравится?

ЛЕТОВ: Сейчас на Западе, по-моему, идет одна эклектика. Нового ничего не возникает, все одно и то же... Не в смысле формы, а в смысле содержания — сейчас рок никакого содержания не имеет. А в нашей стране рок изначально был не музыкой, а чем-то вроде религии. В отличие от Запада, где на нем все всегда деньги зарабатывали... Мы представляем собой тоже скорее религиозное движение.

RF: А что появится еще на пластинках из ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ?

ЛЕТОВ: Будет “Русское поле экспериментов”. Будут выходить компакты и кассеты. Идея пластиночная на Западе закончилась, а у нас нет системы дистрибуции, и пластинки делать и распространять очень тяжело. “Сто лет одиночества” мы выпускали больше полугода. Так что кассеты будут — чтобы люди слушали, а компакты — как бы для искусства.

RF: В этой связи можно сказать, происходит возврат к магнитофонной культуре, что была у нас прежде...

ЛЕТОВ: Да-да-да, это точно совершенно...

RF: Тебе сейчас приходится больше бывать в Москве или дома, в Омске?

ЛЕТОВ: Много приходится бывать в Москве, очень много дел. Но сочинять я могу только дома. Я живу рядом с лесом, много там гуляю, и вот там все и сочиняю.

RF: Егор, ты обычно критически относишься ко всем интервью с тобой, которые публикуются в прессе — например, интервью в журнале “Смена”?

ЛЕТОВ: Да я просто не давал этого интервью. Был один человек, который сочинил все это интервью и отослал его туда. Он мне потом прислал письмо, извинялся, писал, что сделал это в порядке концептуальной акции.

RF: Ну, а в третьем номере “Контркультуры” — “Двести лет одиночества”?

ЛЕТОВ: А это я сам писал вообще. Наверное, самое лучшее интервью — это интервью с самим собой. Потому что вопросы задаешь насущные, на которые хочешь ответить. Хотя вот эта беседа — она хорошая была.

RF: А куда вы двинетесь после питерских концертов?

ЛЕТОВ: Следующее по плану у нас выступление — в Ставрополе. Это будет очередная акция из цикла “Русский прорыв”.

На сцене Дворца молодежи Егор Летов в первый вечер, 2 июля, выступил сольно, “в акустике”, во второй — совершил некое “электрическое действо”, где приняли участие группы РОДИНА с Олегом “Манагером” Судаковым и ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ, где в отсутствие лидера Романа Неумоева пел бас-гитарист Аркадий Кузнецов. Набравшиеся ползала питерских панков, собственно, и не ждали от сибирских гостей особой виртуозности, зато рева децибеллов, драйва и кайфа грузили хоть отбавляй, а главное — возникало давно забытое сладкое чувство участия в чем-то безумно запретном. Впрочем, объективности ради следует заметить, что содержание исполненных песен не соответствовало заявленной идеологической установке. Сюрреалистический юмор таких строчек, как “заслуженный господь краснознаменного страха” или “сталинградская битва озверевшей похоти”, мягко говоря, не укладывается в каноны социалистического реализма. И — замечательно: слишком уж часто поэты в любезном отечестве норовили наступить на горло собственной песне! Егор Летов — искренний и талантливый человек. Думается, что пока его песни непосредственно не вызывают социальных эксцессов и кровопролития, он, по законам правового государства, имеет право в художественной форме выражать собственное мировоззрение. И если это стимулирует его творчество, то пускай он агитирует хоть за переселение австралийских аборигенов на Северный полюс! Слава Богу, этого не достаточно для всамделишной политической программы...

От имени “ROCK FUZZ’а” вопросы Егору Летову задавали: Алексей Курбановский, Александр Долгов, Леонид Фомин

P.S. Организацией концертов “Акция: Русский прорыв” в Петербурге занималась продюссер Наталья Дидусенко.

Изображения