В её жизни было слишком много личного

На смерть Янки

Её тело нашли рыбаки в водах сибирской реки. Яне Дягилевой не было ещё 25 лет.

Сначала не давала покоя мысль о том, как много не было сделано. Не напечатаны статьи, не выпущены пластинки, не сыграны концерты. Разве что случайно, в поезде или на улице кто-то мог услышать её чистый голос из динамика магнитофона. Её не снимало телевидение и не записывало радио. Для огромного большинства людей её смерть — ещё одна. Где-то в Сибири утонула молодая девушка.

Не было её в «Программе А»... Господи, о ком это я? Янка в «Утренней почте»... Башлачёв в «Юрмале»... Слава богу, что дело не дошло до этих заранее обречённых экспериментов. Ведь всё это, как ни парадоксально звучит, современный городской фольклор XIX века, когда не было шоу-бизнеса, студии, продюсеров, менеджеров и миллионов потребителей. Песни, которые рождаются на кухне за бутылкой вина, в лесу и в поезде, и там же живут, не посягая на хит-парады. Это не продукция.

Не было стадионных концертов. Были выступления в маленьких залах, была кочевая жизнь по стране, были сотни знакомых и музыкальные квартирные посиделки. Были и есть тысячи магнитофонных записей. Неожиданное сочетание женского голоса и мужской, очень жёсткой, игры на гитаре. На концерте в Харькове, спустя полчаса после начала концерта у неё порвалась струна. Она перестроила гитару на пять струн, — порвалась пятая. Она доиграла концерт на четырёх. А могла бы, наверное, доиграть и на одной.

Только раз или два — на радио... Словно существовал магический круг людей, который хранил её песни внутри себя, оберегал их от кооператоров и бесцеремонных камер. Они, эти люди, хранили Янку для себя, и она для них была ниточкой, которая связывала их в разных концах огромной страны. Где-то в тысячных залах за океаном пела Джоан Баэз, в Останкино — Жанна Бичевская, а Янка жила в ограниченном пространстве, и песни, которые нехотя могли бы пробить стену отчуждения от внешнего мира, даже не пытались это сделать.

* * *

Мне придётся отказаться
От объявления войны
на все четыре струны
От узколобой весны
на все четыре стены
От подгоревшей еды
за все четыре беды
От поколения зла
в четыре чёрных числа.
Накинуть старый мундир,
протёртый кем-то до дыр...
Мне придётся обойтись
Без сумрачных птиц,
без разношёрстных ресниц
Да переправить с утра.
что не сложилось вчера.
Оставить грязный вагон
да продолжать перегон
По неостывшей золе
на самодельной метле
Раскинуть руки во сне,
чтоб не замкнуться во тьме.
Мне придётся променять.
Осточертевший обряд
на смертоносный снаряд
Скрипучий стул за столом
на детский крик за углом
Венок из спутанных роз
на депрессивный психоз
Психоделический рай
на три засова в сарай.
Мне все кричат: «Берегись!»

* * *

А мы пойдём с тобой, погуляем
по трамвайным рельсам
Посидим на трубах у начала
кольцевой дороги
Нашим тёплым ветром будет
чёрный дым из трубы завода
Путеводной звездой будет
жёлтая тарелка светофора.
Если нам удастся, мы до ночи
не вернёмся в клетку.
Мы должны уметь за две секунды
зарываться в землю.
Чтобы остаться там лежать,
когда по нас поедут серые машины,
Увозя с собою тех, кто не умел
и не хотел в грязи валяться,
Если мы успеем, мы продолжай путь
ползком по шпалам.
Ты увидишь небо, я увижу землю
на твоих подошвах.
Надо будет сжечь одежду,
если не вернёмся,
Если нас не встретят на дороге
синие фуражки.
Если встретят, ты молчи, что мы
гуляли по трамвайным рельсам.
Это — первый признак преступления
и шизофрении.
А с портрета нам будет улыбаться
«железный Феликс».
Это будет очень долгим, это будет
очень справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли
по трамвайным рельсам
Справедливым наказанием за прогулку
по трамвайным рельсам.
Нас убьют за то, что мы гуляли
по трамвайным рельсам...

* * *

Я оставляю ещё полкоролевства
Восемь метров земли тридевятой
На острове вымерших просторечий —
Купола из прошлогодней соломы.
Я оставляю ещё полкоролевства
Камни с короны — два высохших глаза.
Скользкий хвостик корабельной крысы.
Пятую лапу бродячей дворняжки.
Я оставляю ещё полкоролевства.
Весна за легкомыслие меня накажет.
Я вернусь, чтобы постучать я ворота,
Протянуть руку за снегом зимой.
Я оставляю ещё полкоролевства
Без боя, без воя, без грома, без стрёма
Ключи от лаборатории на вахте
Я убираюсь, рассвет в затылок
Мне дышит рассвет,
пожимает плечами
Мне в пояс рассвет, машет рукой...

* * *

Не догонишь — не поймаешь.
не догнал, не воровали,
Без труда не выбьешь зубы,
не продашь — не на.шь.
Эту песню не задушишь, не убьёшь.
Дом горит — козел не видит,
дом горит — козел не знает.
Что козлом на свет родился,
за козла и отвечать.
Гори-гори ясно, чтобы не погасло.
На дороге я валялась,
грязь слезами разбавляла,
Разорвали нову юбку
да заткнули ею рот.
Славься, великий рабочий народ,
непобедимый могучий народ!
Дом горит — козел не видит.
дом напился и подрался.
Он не помнит, кто кого
козлом впервые обозвал.
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
Лейся песня на просторе.
залетай в печные трубы.
Рожки-ножки чёрным дымом
по красавице-земле.
Солнышко смеётся громким красным светом,
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

Что было — то было. А вот по поводу того, что будет... Есть все основания предполагать, что повторится история Александра Башлачёва. После первых публикаций, пластинок, спустя несколько месяцев после его трагической смерти, все, что было связано с Сашей, начало превращаться в фарс, а в варианте мемориальных концертов в Ленинграде — надругательство. А тиражирование его песни «Время колокольчиков» привело к массовой продаже кооперативных колокольчиков по цене 3 руб. за комплект, сработанных явно теми же руками, которые за неделю до этого рубили мясо. Смерть — доходное дело.

Конечно, выйдет пластинка. Хорошо бы, если не одна. Конечно, будут печатать её стихи. И хватит. Не надо шумных мемориалов, переходящих в пляски на могиле. Может быть, это избавит нас от футболок и полиэтиленовых пакетов с её изображением.

Не надо плакатных статей и создания образа непризнанной народом героини. В её жизни было слишком много личного, чтобы выносить это на всеобщее обозрение.

Всё, что нужно, сделают её песни, которые, убеждён, будут слушать ещё очень долго. В том числе публикуемая ниже. Неужели она всё знала заранее?

Коммерчески успешно
принародно подыхать
Об камни разбивать
фотогеничное лицо
Просить по-человечески,
заглядывать в глаза
Добрым прохожим.
Продана смерть моя...
Украсить интерьеры и
повиснуть на стене
Нарушить геометрию
квадратных потолков
В сверкающих обоях биться
голым кирпичом
Тенью бездомной
Продана смерть моя...
Иду я на верёвочке,
вздыхаю на ходу
Доска моя кончается,
сейчас я упаду,
Под ноги, под колёса,
под тяжёлый молоток
Всё с молотка.
Продана смерть моя...

Изображения

Комментарии

К сожалению, не известны ни название издания, ни точная дата выхода статьи.
Если вы обладаете какой-то информацией относительно данной публикации — будем очень благодарны помощи: grobhron@gmail.com.