источник: | |
дата: | 1990.02.01 |
издание: | Экран и сцена № 5 «Янка Дягилева. Придёт вода» (Сборник статей) «Янка» (Сборник материалов) |
текст: | Марина Тимашева |
фото: | |
см. также: | Изображения |
источник: | |
дата: | 1990.02.01 |
издание: | Экран и сцена № 5 «Янка Дягилева. Придёт вода» (Сборник статей) «Янка» (Сборник материалов) |
текст: | Марина Тимашева |
фото: | |
см. также: | Изображения |
Только что в Череповце закончился первый всесоюзный фестиваль «Рок-акустика». Организаторы — Молодёжный центр металлургического комбината (директор В. Кулешов) и Рок-клуб (президент Е. Колесов). Спонсор — НТТМ «Гермес».
На свет роскошной идеи слетелись журналисты со всей страны — в основном представители независимой прессы (кстати: имя одного из них, моего соавтора по предыдущему «Рок-барометру», в результате недоразумения выпало из набора. Восстанавливаю справедливость: К. В. Инн, постоянный автор московского «УР Лайта»).
А идея действительно роскошная.
Рок-музыка в нашей стране просачивалась сквозь необычные отверстия и приняла своеобразную, нетипичную для Запада форму. В годы тотального запрещения рок-концертов «голь» исхитрилась и стала играть в квартирах, где мощная электрическая аппаратура вряд ли бы доставила радость соседям — разве что после вмешательства органов правопорядка. Добавьте сюда извечную русскую любовь к звучащему слову, традиции «бардов» и отсутствие самых необходимых инструментов — и налицо условия для роста крепкой акустической ветви. Сегодня многие склонны искать в акустике специфически отечественный путь развития и панацею от кризиса.
Переплетающиеся буквы фестивальной эмблемы образовали вензель «Ракустика». Ракушка. Не пора ли снова сомкнуть створки?
Вернувшись из Череповца, я пришла к твёрдому убеждению: в кризисе не жанр, а отдельные его представители, спивающиеся (что можно понять и простить) и продающиеся (к ним отношусь жёстче). Во всяком случае, за три дня я увидела многих, на кого кризис не распространяется.
Сознательно обделяя музыкантов, читателей и самое себя, останавливаюсь на трёх по-разному сильных впечатлениях.
Сергей Селюнин, Силя — личность уникальная. Один из первых музыкантов нашей «новой волны», лидер группы «Выход», претендовавший в начале 80-х на место четвёртого «мушкетёра» в блистательном поединке «Аквариума», «Зоопарка» и «Кино» с серой гвардией муз. официоза.
Сегодня, отказавшись от участия в азартной игре «Зашиби бабки!», Силя появляется на сцене от силы раз в год. А между тем это едва ли не самый «рок-н-ролльный» человек нашей необъятной Родины. Он музыкален так, как бывают музыкальны разве что чернокожие исполнители. Умён, ироничен, интеллигентен.
Герой его песни вдохновенно и непринуждённо рубит топором прекрасную картину: «В наш атомный век есть дела поважнее...» Может быть, и есть (что сомнительно), но это что — повод топором махать? Ах, как играет стёртым лозунговым словом, как подманивает его к самоуничтожению длинный застенчивый Силя — осунувшийся «изысканный жираф» с гумилёвского озера Чад...
Силя — самое светлое впечатление фестиваля. Самое тёмное и страшное — появление владивостокской группы «Коба» во главе с Ником Рок-н-роллом. Ни одному человеку я не желала бы это увидеть. Это не культура и не бескультурье, не эстетика и не антиэстетика. Не рок-н-ролл, а пляска Смерти: по-настоящему, без пощады. Такое ощущение, что Она — страшная беременная старуха средневековых гравюр — сама приплясывает за спинами «Кобы», заставляет одержимых ею музыкантов полосовать руки лезвиями, смотрит в зал их безумными глазами: «Веселись, старуха, весели старика, Советская власть намяла бока».
Было жутко. Я постепенно осознавала, что гениальное пушкинское: «Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья...» — или совсем неправда, или на меня не распространяется. Увольте.
Перед этим была едкая злость на музыкантов, сыплющих словами «Бог», «Иисус», «xpaм». Только что твердилось: «Негоже поминать всуе». А сейчас, глядя на сцену, чуть не вслух шепчу: «Господи, спаси их».
А меня, неверующую, спасает Янка — Яна Дягилева. Простоволосая, рыжая, крепенькая сибирячка с растерянно-беззащитными глазами — пожалуй, самое хрупкое и драгоценное, что у нас есть.
Когда-то Саша Башлачёв объяснял мне, почему не хочет больше петь свои песни: «Они лежали на столе. Их мог взять кто угодно. Скорее всего, — женщина. А взял я. Я украл. У женщины украл». Всё это казалось очередной «телегой» — странностью, когда Саша был жив.
Янка тогда уже пела, — никому не известная. Но для нас, узнавших её после Сашиной смерти, вышло так: он положил песню обратно. Она — взяла.
А мы пойдём с тобою погуляем по трамвайным рельсам.
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги.
Нашим тёплым ветром будет черный дым трубы завода,
Путеводною звездою будет жёлтая тарелка светофора.
Если нам удастся, мы до ночи не вернёмся в клетку.
Мы должны уметь в одну секунду * зарываться в землю.
Чтоб остаться там лежать, когда по нам проедут серые машины,
И возьмём с собою ** тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться.
...Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам.
Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам.
Янка ни в коем случае не версия Башлачёва, это его «бабья» песня. Её баллады насквозь, навылет трагичны: «...Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам».
Янка оплакивает живых. Но Янка — женщина, и Жизнь — женщина. И пока она поёт, мы будем живы.
Мои друзья говорят: «Знаешь про Янку, — молчи об этом». Я их понимаю: опять налетят наши купчики, станут трясти хоть «деревянными», да большими рублями, опять повалят на концерты люди, которым не нужна Янка с её песнями, а надо говорить, что «был, видел» — ан ещё один человечек пропал. Но я считаю так: раз в этой стране всё ещё появляется что-то живое, настоящее — люди должны знать. И ещё я надеюсь, что Яночку голыми руками и тугими кошельками не взять. Очень верю...
Марина ТИМАШЕВА.