источник: | |
дата: | 1999.07.26 |
издание: | Арт-Мозаика № 30 |
текст: | Виктор Ларкин |
см. также: | Изображения |
источник: | |
дата: | 1999.07.26 |
издание: | Арт-Мозаика № 30 |
текст: | Виктор Ларкин |
см. также: | Изображения |
Восемь лет назад, 9 мая 1991 года, ушла из жизни 24-летняя девушка, русская певица Янка Дягилева. В память о себе она оставила песни и стихи, которых немного, но достаточно, чтобы можно было осмыслить масштаб явления, осознать невосполнимость потери. Феномен ее появления, мышления и звучания многие пытались квалифицировать, уложить в какой-либо формат еще в пору, когда Янка была жива. Кто-то называл ее открытием в русском роке тех лет, кому-то она казалась ошеломительной и неконкретной в своем творчестве, некоторые делали неуклюжие попытки сравнить ее с Бичевской, Дженис Джоплин, Джоан Баэз, Патти Смит. А нужно ли сравнивать? Янка — это Янка, она уникальна, и нигде и никогда ничего похожего не было!
Что мы знаем о Янке? Почти ничего: была, пела... Не записала ни одной пластинки. Ее голос остался на стареньких кассетах с «кастрюльным» звучанием, но в нем столько искренности и настоящести, что он как живительная струя вливается в вены и, пульсируя, разгоняет кровь, очищает душу.
«Я вообще не понимаю, как можно брать-давать какие-то интервью. Я же могу наврать — скажу одно, а через десять минут — совсем другое. А потом все будут это читать. Ведь человек настоящий, только когда он совсем один — когда он с кем-то, он уже играет. Когда я болтаю со всеми, курю — разве это я? Я настоящая, только когда одна совсем или когда со сцены песни пою...»
Яна Станиславовна Дягилева родилась в Новосибирске 4 сентября 1966 года. После школы по настоянию матери поступила в Новосибирский институт инженеров водного транспорта, но ушла со второго курса. Увлечения той поры — английская поэзия, гитара, песни БГ и Бичевской. Первые известные стихи датируются 85-м годом. Влияния? О них писали немало — в своем «академическом» исследовании Марина Кудимова пытается привязать янкино творчество к таким авторам, о которых та, наверное, и слыхом не слыхивала; Марина Тимашева упорно стремится запараллелить янкины песни с Башлачевым. Документальных сведений о знакомстве Янки с Башем нет — кроме проскользнувшего в одной из газет упоминания о янкином доме на Ядринцовской, где останавливался Саша Башлачев, пел свои песни, да апокрифического рассказа Задерия об их с Башем знакомстве где-то в Сибири с двумя талантливыми девушками — Яной и Леной.
Зато достоверно известно о близком участи в янкиной судьбе Егора Летова. Ник Рок-н-ролл, великий кочевник и друг Дягилевой, даже открыто обвинил Егора в ее смерти. Вряд ли: самобытная: Янка не кажется способной столь полно и буквально воспринять идеи и мироощущение даже такого лидера, как Летов. Разногласия между ними на почве мировоззренческих позиций и творческих принципов возникали постоянно, и окончательно они разругались задолго до рокового дня. Просто теперь, по мнению некоторых, Егор пытается представить Янку солдатом, погибшим за Его дело на Его фронте. Судить тут трудно...
Но еще летом и осенью 87-го они вместе мотались по стране автостопом, вместе выступали, вместе записывались. Впрочем, не совсем вместе: на егоровых альбомах Янка всегда на заднем плане, он брал у нее то, что ему было нужно, — красочку, оттенок, использовал стишок в «Тоталитаризме», песенку в «Некрофилии», подпевки, «В каждом доме» написали вдвоем, знаменитую «Деклассированным элементам» — вместе спели. Да, собственно, и янкины альбомы Летов записывал исключительно по своему разумению. В результате получалось нечто общее — грозное и печальное, в его понимании — глубже и лучше изначального, но совсем несвойственное самой Янке. Она бунтовала, Егор пожимал плечами — зато, мол, вышел не бабий плач, а крутой панк, без эстетства и утонченности, без презираемой им жалости к миру. С одной стороны, на фоне рокочущего Летова янкино пение, не утратив проникновенности, обретало разнообразие, объемность, еще большую энергетическую силу. С другой — причем здесь панк? Зачем она пыталась быть басисткой в «Гражданской обороне», зачем убеждала себя, что она панк-певица? Что вышло бы, сделай она хоть одну запись так, как ей хотелось самой? Наверное, Летов многое ей дал, но и многое отнял...
Янкин талант от Бога — природный, зрелый. Потрясающая мелодичность, легкая отстраненность в исполнении и невероятно хрупкая чистота «цепляют» даже неподготовленного слушателя. Ее тексты завораживают сочетанием эпичности недамского размаха и щемящего лиризма. Песни «Особого резона», «От большого ума», «Берегись!» — как карабкающаяся вверх лесенка — каждая следующая фраза круче предыдущей. С замиранием сердца ждешь,, что вот сейчас у Янки кончится дыхание, и она сорвется, но вклинивается издевательски-абсурдное «знамя не штык, козел в огород» — и пирамида эта не рушится, а уплывает неведомо куда, и уже «параллельно пути черный спутник летит» — и очередной виток, и новый взлет. Никогда раньше не доводилось слышать ничего столь своевольного и в то же время так стройно сложенного, возникающего как бы единым духом, сразу и целиком.
О чем пела Янка? В ее песнях нет откровенного протеста. Истоки творчества Янки — в фольклоре и широком смысле этого слова — от традиционного до совкового.
Причем фольклор этот не какая-нибудь творческая фишка, а, скорее, особенность мышления, способ восприятия мира, потребность быть с ним в ладу. Некоторые вещи трудно назвать стихами. «Под руки в степь, в уши — о вере, в ноги потом стаи летят. К сердцу платок, камень на шею, в горло — глоток, может, простят...» Ощущение, что это не сочинилось, а сложилось само и захватывает не отдельными диковинными словесами, а магической значимостью целого.
Первое публичное выступление Янки состоялось на первом (и последнем) панк-фестивале в Тюмени, в составе, «Великих Октябрей» — егоровских друзей. Тогда же записали «Деклассированным элементам» в местной полустудии на магнитофон «Сатурн». А потом очередной автостоп забросил Янку с Егором в Питер — первые квартирники уже ждали известного по самописным альбомам Летова и получили в комплекте Дягилеву. Потом о ней прослышали в Москве. Изверившиеся москвичи ходили на Янку, словно «в эпоху» Возрождения, дивясь той силе ее чувств, которые изрядно порастеряли в себе. Эту плотную сибирскую девчонку с феньками на руках и в шитом бисером хайратнике на рыжих лохмах боготворили и обожали, видя в ней живою русского человека.
Затем были Харьков, Череповец, Новосибирск, Иркутск, где Янку восприняли сразу и безоговорочно.
После 88-го года, и чем дальше, тем заметнее, стихи и песни Янки становятся все более темными, мрачными и неконкретными: много карнизов, падений, многоэтажек. «Я стою и смотрю до сих пор, как многоэтажный полет зарывается в снег».
Последний из больших фестивалей с Янкой — «Рок-Азия» в Барнауле. Мнение Тоби Холлстворта (Лондон): «Это большое искусство. Грязь со вкусом — это круто!» Мнение из зала: «Боже, где она нашла таких лабухов?» Сама тоже была недовольна — едва закончив последнюю песню, сорвала гитару, грохнула ею о сцену. И ушла.
В начале 91 — го она записал четыре песни, темные и страшные: «Выше ноги от земли», «На дороге пятак», «Про чертиков» и «Придет вода». На весну планировался янкин совместный с БГ и «Калиновым мостом» тур по городам Золотого Кольца, но передавалось из уст в уста: «У нее жуткая депрессия, приезжала в Москву, пролежала сутки на кровати лицом к стене и уехала домой». В Москве встревожились. Звонили в Новосибирск, там отвечали: мол, с ней так бывает, ушла, погуляет — вернется... Ее тело обнаружили рыбаки в речке Иня —притоке Оби. Зачем она это сделала? Кто позвал ее за собой? От кого, от чего она бежала? «От большого ума — лишь сума да тюрьма, от лихой головы — лишь канавы и рвы, от красивой души — только струпья да вши...» Янка потрясала истинной трагичностью своего творчества, необыкновенной и неожиданной для конца 80-х. Ее песни — не ироническая чернуха, не мрачный фарс, а именно то, что в прежние времена называлось высокой трагедией. Даже совершенно матерные куплеты: «Я повторяю десять раз и снова» — звучат в ее исполнении трогательно, горестно и чисто. Трогательно, горестно и чисто...
Виктор Ларкин