ИМЕННО ТАК ВСЁ И БЫЛО
творческо-политическая автобиография
(часть I)

Началось всё в 1982 году. Когда я приехал из Москвы и решил собирать свою команду. Мыслил я следующим образом: предпосылка творчества — это наполнение некоего резервуара, скажем, стакана. Первую половину жизни человек наполняет себя чужой информацией. Но приходит момент, когда она должна хлынуть через край. Вот и я, до 1983 года занимался тем, что собирал информацию. Много читал, смотрел фильмы, слушал музыку, изучал философию, разные духовные практики. Но творчество начинается тогда, когда вокруг тебя, вне тебя нет того, что бы ты хотел увидеть или услышать. Я постепенно пришёл к тому, что хотел услышать определенную музыку и определенные тексты. Но так как их в реальности не нашлось, я был обязан их создать сам. Не было в то время группы, которая бы меня удовлетворяла, и поэтому я сам сделал группу, которая меня удовлетворяла.

Сначала группа называлась «Посев»; это было самым эпатажным названием, которое можно было придумать в то время. Мы ещё не слышали тогда панк-рока; такого понятия в нашей среде ещё не было, но когда мы начали играть, то оказалось, что это и есть истинный «гаражный панк». В чисто выраженном виде, ультра-панк.

Вскоре группа распалась. Не то чтобы даже распалась, но просто изменился её состав. Тогда-то и появился «Кузьма» Рябинов, который играет со мной до сих пор. Так родилась группа «Гражданская Оборона». Это название возникло и случайно, и не случайно. Мы перебирали кучу самых эпатажных названий, считая, что сейчас работает только то, что «через край», что носит самый радикальный характер, не вписывается ни в какие рамки. У меня по случайности висел на стене плакат с надписью «Гражданская Оборона». Вот я и предложил в некий момент это название. Все тут же заорали, захлопали. Это название можно было объяснить и логически, как-то ещё, но оно отражало суть того, чем мы являемся и до сих пор.

В течение всех этих нескольких лет я пытался это название изменить. Была версия «Враг Народа», от которой я быстро отказался. Когда мы почувствовали, что вокруг нас начинается коммерциализация нашего творчества, мы тут же решили сменить вывеску. В другой момент был вариант назвать группу «Егор и Опизденевшие». Но в конце концов мы снова вернулись к понятию «Гражданская Оборона».

Когда мы начали играть, эпатаж носил характер чисто футуристический. В первых двух альбомах группа исповедовала чистый абсурд и футуризм. Абсурд, как принцип максимального бунта по отношению к логической реальности. У нас даже песня была «Кто ищет смысл». Мы занимались такими разработками в течение нескольких лет. У меня осталось много стихов, не вошедших в сборник «Русское поле экспериментов», которые я собираюсь издать сейчас. Это — сугубо фонетические разработки. Этим же занимался и «Кузьма». Тогда были записаны первые альбомы «Поганая молодёжь» и «Оптимизм».

С середины 1985 года наша эпатажная деятельность стала так или иначе носить политический характер. Поскольку реальность была воплощена в определённые политические формы, для её преодоления, для того, чтобы пробить стену, для этого пришлось действовать на политическом уровне, хотя мы к этому тогда ещё не были готовы. Ни сознательно, ни энергетически, никак. Тогда мы записали первые две песни, которые можно считать антисоветскими.

В конце 1985 года грохнул взрыв. Тогда-то нас всех и повязали. «Кузьму» забрали на два года в армию, хотя он в армию идти не должен был, у него сердечная недостаточность. Меня же отправили в «психушку». Пока не началась перестройка, меня оттуда выпускать не хотели. Там я провёл три месяца.

Я находился на «усиленном обеспечении», на нейролептиках. До психушки я боялся того, что есть некоторые вещи, которых человек может не выдержать. На чисто физиологическом уровне не может. Я полагал, что это будет самое страшное. В психушке, когда меня начали накачивать сверхсильными дозами нейролептиков, неолептилом — после огромной дозы неолептила я даже временно ослеп — я впервые столкнулся со смертью или с тем, что хуже смерти. Это лечение нейролептиками везде одинаково, что у нас, что в Америке. Всё начинается с «неусидчивости». После введения чрезмерной дозы этих лекарств типа галоперидола человек должен мобилизовать все свои силы, чтобы контролировать своё тело, иначе начинается истерика, корчи и так далее. Если человек ломается, наступает шок; он превращается в животное, кричащее, вопящее, кусающееся. Дальше следовала по правилам «привязка». Такого человека привязывали к кровати, и продолжали колоть, пока у него не перегорало, «по полной». Пока у него не возникало необратимого изменения психики. Это подавляющие препараты, которые делают из человека дебила. Эффект подобен лоботомии. Человек становится после этого «мягким», «покладистым» и сломанным на всю жизнь. Как в романе «Полёт над гнездом кукушки».

В какой-то момент я понял, чтобы не сойти с ума я должен творить. Я целый день ходил и сочинял; писал рассказы и стихи. Каждый день ко мне приходил «Манагер», Олег Судаков, которому я передавал через решётку всё, что написал.

В один прекрасный момент я понял, что либо сейчас сойду с ума, сломаюсь, либо мне надо бежать отсюда. Например, когда выносят бачки, мусор, приоткрывают двери. Но бежать только для того, чтобы добраться до девятиэтажки, которая стояла поблизости и броситься оттуда вниз. В основном так поступали пациентки из женского отделения, которые повторяли этот суицидальный маршрут почти ежедневно. Они ускользали из отделения, добегали до девятиэтажки и бросались. Дальше убежать было невозможно. Сибирь, Омск, морозы страшные.

Когда я до конца понял, что смерть рядом, это и дало мне силы выдержать. Во мне произошло некоторое расслоение. Я понял, что моё «Я» — это не сознание, это нечто большее. Я увидел в некоторый момент своё тело как бы со стороны, тело, которое не только болит, но на части рвётся. А при этом моё «Я» было спокойной светящейся единицей, которая находится где-то рядом с телом, но не то что вплотную с ним не связано, а вообще вечно, и сделать с ним никто уже ничего не сможет. В этот момент я получил самый глобальный опыт в своей жизни.

После этого я начал писать новые песни. Выйдя из психушки, я начал работать, получив твёрдое основание для своей дальнейшей деятельности. Возник цикл «Лёд под ногами майора», «Тоталитаризм», «Некрофилия».

В отношении моего опыта в психушке я бы использовал афоризм Ницше: «То, что меня не убивает, делает меня сильнее». Если это меня не убило, оно сделало меня сильнее. На невиданное количество каких-то единиц измерения «силы души».

После этого я понял, что я солдат. Причём солдат хороший. Понял я также, что отныне себе не принадлежу. И впредь я должен действовать не так, как я хочу, а так, как кто-то трансцендентный хочет. Этот кто-то может быть «народ», «силы», «весёлая наука дорогого бытия».

«Кузьмы» не было, я был тогда один. И один записал все альбомы «Некрофилия», и «Тоталитаризм», и другие. Все отказывались со мной играть. Со всех музыкантов взяли в КГБ подписки, где они подтверждали, что дела со мной иметь не будут. Я понял, что раз никого нет, надо всё делать одному.

Достал инструменты, магнитофон, и на дерьмовой аппаратуре накладками записывал все альбомы. Нет, так нет, надо всё равно дело делать.

Так было до 1988 года. Меня в этом году вторично пытались забрать в психушку. Это было после фестиваля в Новосибирске. На этом фестивале мы решили выступить в качестве группы «Адольф Гитлер». Это был наш первый профашистский концерт.

Тогда уже пошли за санитарами, но...

(продолжение творческо-политической биографии Егора Летова читайте в следующем номере «Лимонки»)

Егор Летов

Изображения